Глава пятая
БРАТСКАЯ ЛЮБОВЬ (1491 г.)
ТЕТРАДЬ ОТЦА МЕФОДИЯ
Сегодня исполняется десять лет с тех пор как я начал эти записки.
Сначала я представлял их как некую черновую тетрадь, куда буду вносить только конкретные события, происшедшие в том или ином году с тем, чтобы те из них, которые позже окажутся важными, переносить в основную «белую» рукопись истории этого места и этой земли, куда Господь меня привел, а я посему счел долгом своим рассказать потомкам о том, что здесь свершалось.
Но в этой черновой тетради мне все чаще и чаще хотелось не только сообщать, что в такое-то число такого-то месяца от сотворения мира. родился некий раб божий, но и хотелось поделиться своими мыслями, впечатлениями и чувствами, которые меня в это время охватывали.
Наверно, это признак приближения зрелого возраста, потому что раньше у меня не было желания, присущего людям старшим, рассказывать о прошлом, подробно описывая его детали. А сейчас вот и я стал таким же — да и что удивляться — когда двенадцать лет назад я впервые ступил на эту землю, мне было двадцать четыре года, а сейчас уже тридцать шесть, и возраст этот представляется вполне зрелым.
За эти годы на моих глазах произошло много замечательных событий, некоторые из которых возможно даже войдут в часть той Большой Летописи, которую пишут братья мои — мудрые и образованные служители Божьи в разных храмах и монастырях. Тешу себя мыслью, что, возможно, когда-нибудь и мои скромные записки вольются в общий поток знания о прошлом.
Я, однако, вижу своей скромной задачей описание жизни и быта самых обыкновенных людей, которые редко попадают в исторические хроники, поскольку там основное место занимает описание жизни и деяний королей, великих князей и доблестных воинов, которые делами и подвигами своими изменяют наш мир.
А у нас тут происходят самые обычные житейские события.
Казалось бы, ничего особенного, но, тем не менее, жизнь меняется на глазах.
Когда я впервые появился на этой земле, где горели дома и где молодой владелец этой земли, тогда еще двадцатилетний юноша, мужественно отстаивал свои права, мне и в голову не могло прийти, все что случится потом. Я так хорошо помню его юное лицо… А вот сейчас он только что отстоял обедню — тридцатидвухлетний мужчина со своей двадцатидевятилетней супругой и четырьмя детьми, а пятого кормилица держала на руках… Девятилетний Иван, семилетняя Анастасия, четырехлетний Олег, совсем маленькая — три годика — Анна и младенец Василий… Господь дает любящим супругам детей, и это великий дар Божий, а ведь, если подумать, разве вырастить и воспитать этих детей, сделать их истинными христианами, добрыми людьми — это не меньший подвиг, чем подвиги королей, великих князей и героев, в результате которых не рождаются, но гибнут сотни и тысячи порой ни в чем не повинных людей…
Как-то игумен Волоцкий Иосиф рассказывал мне, что был свидетелем клятвы юного Медведева в том, что он приложит все свои силы, чтобы на земле его царило благоденствие и процветание, а не смерть и пожарища…
Ну что ж, он, похоже, достойно выполняет свою клятву.
Только за последние восемь лет я отметил в своей церковной книге более дюжтны венчаний, и десятки новорожденных увидели божий свет.
Разрослась не только сама Медведевка, но и новое сельцо Манино и хотя я, как слуга Божий, не одобряю употребления того продукта, который столь успешно производит и продает купец Онуфрий Манин, я не могу не отметить его набожность и христианскую доброту — мало того, что, как мне известно, именно он оплачивает из своих доходов все подати Медведева, так он еще делает очень много для всех жителей как самой Медведевки, так и Манинских, не говоря уже о том, какие щедрые подношения и пожертвования он каждый раз передает храму, где я смиренно служу Господу в качестве настоятеля, благодаря чему храм этот украсился премного, новыми колоколами обогатился, и теперь со разных мест съезжаются к нам жители на молебны. Даже из Картымазовки, где есть свой храм, некоторые предпочитают наш, да и сам Картымазов и вся его семья — у него теперь уже двое внуков — тоже приезжают к нам помолиться, особенно когда старые друзья: Медведев, Картымазов и Бартенев время от времени собираются вместе, чтобы вспомнить былое, в котором их многое связывало, да и о будущем подумать.
Зайцевы, тоже вот, хоть и живут далеко, стали их друзьями, и уж особо хочется отметить еще недавно новообращенную нашу татарочку Чулпан, в крещении Дарью, которая как ни одна женщина в округе смиренно приходит в храм, не пропуская ни одного богослужения и так горячо молится, и во всем мне исповедуется… Однако только я, да Господь Бог знаем то, о чем она просит, и я вместе с ней молю Господа об исполнении ее молитв.
Расписался я сегодня, как никогда, видно потому что пробежал мысленным взором десять лет, которые пролетели незаметно…
Однако пора идти — ждут уже меня прихожане со своими радостями, горестями да молитвами.
Сниспошли, Господь, и далее мир и благоденствие на нашу землю, молим тебя покорно.
Аминь.
… В середине июня Медведева и Картымазова срочно вызвали в Москву.
Они прибыли в Кремль, где их встретил слегка постаревший и потерявший глаз в какой-то стычке Ларя Орехов и тут же отвел к Патрикееву.
Патрикеев еще больше постарел за это время, отяжелел, еле передвигался, одышка мучила его, но Медведева и Картымазова он встретил на редкость приветливо, многозначительно сказав:
— Государь очень доволен вами, по-прежнему помнит и ценит вас, и пригласил сегодня для дачи особых поручений. Первым он ждет тебя, Василий.
Едва передвигая ноги, он медленно вышел, и Медведев вынужден был идти рядом с ним так же медленно. До палат Великого князя было каких-то двадцать шагов по белокаменному кремлевскому переходу. Несколько бояр жались к стенам, пропуская толстого Патрикеева, и вдруг откуда-то из-за поворота прозвучали женские голоса: один строгий и повелительный, другой — юный и беспечный, и тогда бояре еще больше вжались в стену, Патрикеев немедленно остановился и многозначительно оттолкнул Медведева к стене напротив и только тогда Медведев понял, кому так почтительно все уступают дорогу.
