«Что?»
Воспоминание пришло как бы ниоткуда, словно история без начала и конца. Ни того, где находилась эта чудная книга, ни того, кому принадлежал голос, Тина не помнила.
— Что-то случилось? — построжал лицом ди Крей.
— Да нет, — отмахнулась она, надевая на губы улыбку. — Ерунда. Вспомнилось просто… Я могу отойти?
— Разумеется, миледи, — кивнул несколько успокоенный ее словами проводник. — Идите туда, — показал он рукой. — За тот валун. Там безопасно, и никто вас не потревожит…
— Спасибо, господин ди Крей!
Тина встала, подхватила лежавший, как тут же выяснилось, все это время рядом с ней мешок и пошла в указанном направлении. Обойдя огромный валун, для чего пришлось преодолеть довольно густой орешник, она оказалась на тихой полянке, со всех сторон укрытой от посторонних глаз кустами и деревьями, а от врагов — будь то люди или звери — крутыми каменными стенами. В довершение всех чудес здесь протекал ручеек, бравший начало из крошечного водопада, так что Тина могла не только облегчить наконец ощутимо отяжелевший мочевой пузырь, но и умыться. Ну а отдаленность и уединенность этого укромного местечка позволяли к тому же накоротке пообщаться с Глиф.
— Где ты была? — строго спросила Тина, поставив живую куколку на камень перед собой.
— Была! — радостно улыбнулась кроха. — Была! Была! Там! Тут! Там! Тут! Один… — Она пригорюнилась и моргнула, словно собиралась заплакать. — Один! Совсем! Один! Беда, беда, о-гор-чение! Плакать! Го-ло-си-ть!
— Ты пряталась в замке?
— Замок? — удивилась девочка. — Ключ? Дверь… — Она явно была дезориентирована.
— Крепость! — попробовала помочь Тина.
— Боль-шой! Сильный! — обрадовался ребенок. — Креп-кий!
— В большом доме!
— Дом… — задумчиво повторила Глиф. — Жить, по-жи-вать… Боль-шой! Ог…ог…ог…ром…ный! Так?
— Да! — Тина уже и не верила, что они с этим когда-нибудь разберутся. — Да! Дом! Большой! Ты там была?
— Была, — кивнула девочка, — сплыла! — Улыбка расцвела на ее крохотных губках.
— Где ты пряталась?
— Много слов, — нахмурилась Глиф.
— Ты пряталась?
— Да!
— Где?
— Там! Там! Там!
— Черт!
— Где? — оживилась девочка.
— Где, где! У иволги в гнезде!
Вообще-то присловье было более чем неприличное, и его, наверное, не следовало произносить вслух, тем более при ребенке, но проблема взаимопонимания начинала выводить Тину из себя.
— Не понять, — моргнула кроха. — Не знать, не вни-мать. Плакать. — И она на самом деле заплакала. И следует заметить, это было просто душераздирающее зрелище. Девочка в красном платьице стояла на камне и заливалась огромными слезами, подвывая в такт мелко вздрагивающему тельцу. Ужас!
— Ну, что ты! Что ты! — встревожилась Тина. — Перестань! Ну не плачь. Я не хотела тебя обидеть.
— Нет! — возразила сквозь слезы Глиф. — Хотеть, мочь!
«Возможно, ты права: хотела и смогла. Но вопрос, откуда ты об этом узнала? Или ты играешь со мной в какую-то свою детскую игру?»
— Там, — сказала она осторожно. — В доме. В большом доме. Там были люди. Солдаты. Мечи. Много, — незаметно для себя она перешла на лаконичный, чтоб не сказать плохого слова, стиль Глиф. — Их убили. Все умерли. Понимаешь? Неживые. Все! Кто их убил?
— Убил, — повторил ребенок. — По-бил… Раз-рушил. Раз-бил! Глиф! Ура! Ура! Глиф! Силь-ный! Могучий! Всех! Не всех. Не так. Так. Не успеть. О-по-здать. Дру-гой! При-хо-дить. Смот-реть. Bop-чать! Чу-жой! Говорить. Глиф понять не мочь. Слова не слова. Страх! Ужас!
— Кто это был? — вскинулась Тина. — Кто?
— Такой-такой! Ме-ня-ю… ю… щ… ий…
— Меняющий? — подсказала Тина.
— Себя… Мне. Тебе. Себя на.
— Ся? — переспросила Тина, пытаясь понять, о чем, собственно, речь? — Меняющийся?
— Так! Так! — обрадовалась Глиф. — Такой! Пришел! Страх! Ужас! Пожар! Война! Прятать. Себя! Глиф! Не ура! Ура нет. Ничего нет! Плохо! Я он никак. Он мно-го. Глиф ма-ло! Нет. Он здесь, я там. Все.
— Ты его видела?
— Слова! Видеть! Не знать. Не внять. Не принять.
— Ты испугалась? — Вопрос напрашивался, но Тина никак не могла понять, стесняется ли этот странный ребенок своего страха, или наоборот?
— Да! — честно ответила «Дюймовочка» Глиф. — Ужас! Страх!
— У него белые волосы? — А это была всего лишь догадка, случайная идея, произнесенная вслух.
— Волос? — переспросила Глиф. — Голова? Да! Да! Бе-лый! Бе-лый. Длинный.
«И что же здесь правда? И сколько ее? И о чем мы на самом деле говорим?»
ГЛАВА 8
Два замка
1
Девятый день полузимника 1647 года
— Итак, мастер, объясните, ради бога, что вам за интерес строить из себя знатного человека, если на самом деле вы принадлежите к подлому сословию?
С этими двоими все было ясно с самого начала, и цели их понятны, и «рука», пославшая эту шваль, чтобы донимать Сандера, даже не пыталась скрывать своего отнюдь не праздного интереса. Жена лорда де Койнера улыбалась иногда Керсту издалека, никогда, впрочем, к нему не приближаясь. Та еще тварь, насколько он теперь понимал. Однако в том-то и дело: не скажешь же лорду Каспару: так, мол, и так, ваше лордство, но жена твоя, милорд, стерва и сука! А все потому, что задумала, понимаешь ты, свести меня в могилу, чтобы не мытьем так катаньем, но заполучить голову твоей, лорд, растреклятой кузины. Что уж у них там случилось тридцать лет назад, об этом, возможно, ни один суд в мире не дознается, ни имперский, ни королевский, да хоть бы и церковный. Сандер допускал даже, что дама Адель могла — ну, по характеру так выходило, — вполне могла пустить кому-нибудь кровь. На вампира она, конечно, не похожа, да и оборотни, по мнению Сандера, это все-таки скорее герои фольклора, чем реальные существа из плоти и крови. Однако люди порой могут быть жестоки и кровожадны ничуть не меньше сказочных рафаимов и вурдалаков. Никак не меньше, потому что ни одному долбаному вампиру не придет в голову совершать такие зверства, какие запросто творят твари господни, иной раз вроде бы и не по злобе душевной, а от одного лишь служебного рвения или религиозного восторга. Уж это-то Сандер знал не понаслышке. Он и как частный поверенный много чего успел повидать за немногие годы своей службы в юридической конторе «Линт, Линт и Популар». Да и жизнь у него, так уж вышло, оказалась более чем щедра на разного рода впечатления, иной раз и такие, что даже через годы и годы порой просыпаешься в холодном поту всего лишь от намека на пережитое, ненароком проскользнувшего во сне. Но была или нет виновна Ада в убийстве родителей Ольги фон Цеас, сейчас значения не имело. Во всяком случае, Сандеру это было неважно. Кто он, в самом-то деле, чтобы судить других за грехи их, мнимые и подлинные? Не судья, не бог и даже не лорд. Однако судьба его здесь и сейчас оказалась накрепко связана с судьбой дамы Адель, и, значит, ему следовало сделать все, чтобы спасти ее, а уж как — это другое дело. Он думал о разном, в том числе и о побеге, но, к сожалению, обстоятельства бегству не благоприятствовали. Напротив, чем дальше, тем хуже становилось их — каждого в отдельности и всех вместе — положение.
