Что-то взорвалось в его душе, словно разлетелась какая-то гниль. Сцепив зубы, чтобы скрыть эмоции, рвущиеся наружу, он бросил аптечку на сиденье и вернулся к багажнику. В чемодане нашел большое банное полотенце из тирольской гостиницы, черную водолазку и широкий армейский ремень из Боснии. Молча положил вещи рядом с Алисой. В полотенце был завернут кусок мыла, прихваченный из гостиничного номера. Тороп проверил сигареты в кармане и отправился прогуливаться на природе.
После операций в Центральной Боснии и Сараеве они вернулись в Сплит, в глубь хорватской территории. Маленькая гостиница была переполнена журналистами и походила скорее на крупный центр международного туризма, где собрались группы гуманитарной помощи, журналисты, военные и гражданские представители ООН, туристы. Среди них были чиновники посольств и государственные секретари по европейским делам. Однажды Хьюго пригласили на вечеринку, которую устраивал один местный чиновник. Людович, молодой хорватский бандит, принес несколько приглашений. Наверняка получил от какого-нибудь журналиста в обмен на фотографии или интервью. В запасе у Людовича была масса историй «корреспондентов» и «спецкоров» — конечно, если те были кредитоспособны.
В девять часов они втроем — Хьюго, Бешир и Людо — поднялись на пятнадцатый этаж гостиницы, где приглушенный шум голосов смешивался со звоном бокалов. На приглашениях было указано «вечерний туалет», так что Хьюго не оплошал: в чемодане, который он оставил в камере хранения гостиницы перед отъездом в Сараево, лежал и великолепный английский смокинг и лакированные туфли. Он поклялся себе надеть его и выпить шампанского после возвращения в Дубровник, а потом сжечь его на пляже, следуя ритуалу, смысл которого он и сам не понимал.
Беширу и Людо было гораздо сложнее подобрать одежду, но возможности хорвата оказались неограниченными, пусть даже Беширу костюм был маловат.
Охранник у входа в огромный конференц-зал окинул их зорким взглядом, изучил приглашения. Глядя на Бешира, он недоуменно приподнял бровь, и тот широко улыбнулся в ответ в свои роскошные усы.
В свое время Бешир был полицейским в Сараеве. Как он говаривал, когда война закончится, они с Людо снова окажутся по разные стороны баррикад. А пока приходилось признать, что их тандем — лучший. С шайкой бандитов и группой безумных иностранцев, вроде Хьюго Торопа, они сколотили неплохую команду. Генерал Радко Младич знал это не понаслышке.
Для страны, ведущей войну, птифуры были просто великолепны. Правда, у посольств и всех этих чертовых международных организаций неисчерпаемые запасы ликеров и разных деликатесов. И они могут мгновенно доставить их в любую точку земного шара. Хьюго начал немедленно пожирать сладости и пить шампанское, ничуть не стесняясь.
Вечер, естественно, оказался скучным, и в какой-то момент они втроем подошли к небольшой группе людей, жарко обсуждавших что-то за столом.
Молодой англичанин. Французы. Французов было полно в Сплите. Особенно представителей государственных организаций, которые «покрывали» войну. А что же, в Сплите не было погребов, где распинали девочек.
Знание обоих языков позволило ему освоиться с франглийским эсперанто, на котором говорили в группе.
Он понял, что хорватское контрнаступление в Крайне являло собой угрозу переговорам по мирному процессу в Женеве. Хорваты не играли по правилам.
«Да уж, — думал Хьюго, — они отвергают правила, не согласны с разделением народа и никогда не согласятся признать сербские завоевания, пусть даже их благословило Международное командование миротворцев ООН».
Разговор перешел на давление европейцев, желающих немедленного вмешательства.
— Знаете, — говорил молодой английский функционер, — у нас многие тоже выступают за вторжение, Франция не одинока.
Великолепный университетский французский. Почти безукоризненное произношение.
— Разумеется, — отвечала молодая блондинка в дорогущем брючном костюме, — но именно у нас больше всего проблем из-за этого хренова воинствующего пафоса… Эти мне интеллектуалы… Кабинетные бунтари…
«Ну надо же, — подумал Хьюго, — воинствующий пафос…»
— Знаете, — вступил в разговор один из французов и тут же перешел на английский (более светский). — Нам придется пережить кучу протестов, демонстраций, требований, они постараются надавить на нас, заставить разработать операцию против сербов. Ничего, как говорится — собака лает, ветер носит… Мы продолжим работу по восстановлению мира.
«Черт возьми, „собака лает“, — думал Хьюго. — Неплохо сказано…»
— Вы правы, — вежливо отвечал по-французски англичанин. — Но вы не можете не согласиться, что если и сербы уйдут с переговоров в Женеве…
— Не уйдут, поверьте мне, — вступил в разговор третий собеседник. — Осталось только унять боснийцев и заставить их согласиться на разделение территорий…
— Вы, как и я, знаете, что они никогда на это не пойдут, — возражал с безнадежной убежденностью англичанин.
«Это точно!» — почти вслух произнес Хуго. Ситуацию взорвала блондинка:
— В конце концов они вынуждены будут внять голосу рассудка… страна залечит раны… разделеие территорий… поверьте, они согласятся… поверьте мне.
Рупор доброй воли… Глоток шампанского, на шее вздрогнуло жемчужное ожерелье.
— Простите, но… — Хьюго вмешался в разговор так непринужденно, как будто интересовался временем или адресом. — «Разделение территорий» — это что, эвфемизм? Замена слову «апартеид»?
Он произнес эти слова по-французски, без малейшего намека на какой-либо акцент. Десять округлившихся от изумления глаз уставились на него.
— Кто вы такой? — первой заговорила женщина, остальные молчали, опустив носы в бокалы с шампанским.
Хьюго залпом допил содержимое своего стакана, взглянул женщине прямо в глаза и ответил:
— Я? Я как раз один из патологических воинственных интеллектуалов, которые никогда больше не согласятся, чтобы шушуканья на конференциях заглушали вопли и стоны.
Женщина взглянула на него холодно, высокомерно, со скрытым гневом.
— Ясно, — буркнула она.
Четверо ее спутников тщетно пытались сконцентрироваться на своих птифурах. Англичанин пытался сделать глоток из пустого бокала.
Взгляд блондинки остановился на значке, который Хьюго всегда носил в петличке. Венок из лавра и роз, в его основании — земной шар, наверху — пустоглазый улыбающейся череп, который поддерживают с двух сторон два престарелых борца за мир образца Гражданской войны в США. Эмблема первой колонны «Колокола свободы» — «Отряда борцов за свободу». Сотня людей, похожих на него самого, десятеро из которых уже погибли, а дюжина других лежат в каком-нибудь заштатном госпитале.
— Я слышала о вас в посольстве, — продолжила разговор женщина. — Молодые бездельники, искатели приключений, срывающие все попытки добиться длительного мира…
