Вдоль побережья они едут на север, слушая кларнеты, барабаны и аплодисменты; звуки грохочут в гидравлическом эжекторе. Проехав Стинсон-Бич, они сворачивают на дорогу, которая становится все уже и уже после каждого поворота. Койот останавливает машину перед железными воротами, нажимает небольшую латунную кнопку и снова садится за руль. Ворота, не издав ни единого скрипа, открываются.
Своим великолепием дом производит взрывоподобное впечатление. На карнизы под острыми углами падает яркий солнечный свет, делая всю картину невероятной и неправдоподобной. Окна закрыты тяжелыми занавесями. Дверь красного дерева, высотой в четыре человеческих роста, выкрашенная в светло-вишневый цвет; дверной молоток, сделанный в виде старика, согнувшегося под непосильной ношей. Койот проводит пальцами сначала по спине старика, потом по потемневшей серебряной мезузе. Не успевает он прикоснуться пальцами к губам, как дверь распахивается.
Они входят в коридор, потом в другой, потом еще в один, откуда попадают в большую комнату. За столом размером с небольшую китобойную шхуну сидит малопривлекательный человек. Человечек этот ростом не выше зонтика, сидит тем не менее, горделиво выпрямив спину, отчего кажется больше. Короткие волосы гладко зачесаны с высокого лба вверх. На человеке смокинг и ермолка. Он смотрит в окно. Поворачивается к гостям, снимает круглые очки и смотрит на Койота. Койот стоит, сохраняя полную неподвижность. Анхель остается в дверях. В углу чисто выбритый детина безмятежно наблюдает за происходящим.
Он смотрит на приятелей так, словно они совершили самую грубую в своей жизни ошибку. Человек за столом протирает глаза и улыбается.
— Я думал… — говорит он.
Койот поднимает правую руку ладонью вверх, поднимает невысоко, только до пояса. Человек кивает и снова улыбается.
— Синий Койот, он не скурвился, верно любил мамбо, грузил на корабли призраки и прислуживал при отсечениях голов.
— Самуил, — произносит Койот и снимает шляпу.
— Как им удалось убедить тебя участвовать в отсечении головы?
— Это была моя голова, — пожимает плечами Койот.
Самуил откидывается на спинку стула и складывает руки на коленях.
— Потому что правила есть правила, — говорит он.
— Потому что правила есть правила, — как эхо повторяет Койот.
— Я слышал, что тебя взяли в Латинской Америке.
Койот отрицательно качает головой.
— Снова рассказываешь байки?
— Это мои байки, — отвечает Койот.
Самуил призывно поднимает левую руку, машет Анхелю, приглашая его пройти от дверного косяка.
— Заходи, мальчик, не надо прятаться, я уже слишком стар, чтобы изображать из себя большого гангстера.
Ботинки Анхеля стучат по мраморному полу.
— Как тебя зовут?
— Анхель.
— Англ?
— Анхель, — Самуил бросает взгляд на Койота, — Анхель маймонид?
— Маймонид, — отвечает Койот.
— Удачи тебе Анхель, мазл тов, — говорит Самуил.
— Маймонид. — Анхель растерянно улыбается.
— Маймонид — старинный еврейский ученый, написал знаменитый трактат, который называется «Руководство сомневающегося». Он был большим приверженцем истины, разумным человеком, Маймонид, — это истина.
— Ты пришел сюда во имя Бога или ты пришел для того, чтобы выпить чашечку кофе с больным стариком? — спрашивает Самуил.
— Боюсь, что ради первого.
— Тогда говори, что тебе нужно.
— Мне нужна самая свежая карта Ватикана, хорошая карта внешних строений, улиц, входов, выходов, помещений и постов охраны, время смены караулов и система обеспечения безопасности.
— А подземные сооружения? — спрашивает Самуил.
— Под землей нам тоже нужно все, что есть, — ловушки, потайные двери, переходы, канализация, акведуки, канавы, траншеи, щели, изъяны в фундаментах, линии нагрузок и напряжений в стенах, подземные ходы, которые выходили бы на поверхность самое меньшее в полумиле от стен, и в довершение всего нам нужна библиотека и секретные архивы, путь отхода.
— Как быстро вам все это нужно?
— Две недели, максимум — три.
— Дайте мне шесть дней и шабат.
— Спасибо, Самуил, — говорит Койот.
— А-а, все было бы гораздо быстрее, но большая часть материалов в Европе, на путешествие нужно время, да и надо подумать о сопровождении, кому теперь нужны старые карты? Там, куда я скоро отправлюсь, нет никаких карт. Ты не скажешь мне, за чем вы охотитесь?
Койот отрицательно качает головой.
— Потому что правила есть правила, — говорит Самуил.
— Потому что правила есть правила, — повторяет Койот.
— Шалом, Самуил, значит, шесть дней и шабат, и огромное тебе спасибо.
— Шалом, Койот, рад был узнать, что тебе не снесли голову.
Койот делает несколько шагов к двери, потом останавливается.
— Самуил, ты когда-нибудь слышал об Обществе?
— О каком таком обществе?
— Не о таком каком, а об Обществе.
— Об Обществе… — Самуил, раздумывая, проводит рукой по волосам. — Это не значит, что мне надо в него вникнуть?
— Нет, думаю, что нам это ни к чему.
— Берегись, Койот.
— Счастливо, Самуил.
По дороге домой Анхель и Койот заходят в маленький магазинчик, покупают воду и едут на пляж; там они гуляют по пустынному горячему песку и, причмокивая, пьют красную сладковатую жидкость.
— Как он сможет так быстро раздобыть карты? — спрашивает Анхель.
— Я даже раздобыл школьную грамматику латинского языка с картой системы римской канализации на второй странице обложки. На первый взгляд там невозможно ничего понять. Но есть целая сеть людей, которые хотят знать, где находятся кое-какие вещи, и которые знают, как до них добраться.
— А Самуил?
— Самуил есть часть каждой сети из всех, какие когда-либо существовали с начала времен.
Анхель кивает в ответ, делает несколько шагов и останавливается. Обернувшись, он видит, как от ветра колышется океанская гладь. Тень Койота крыльями лежит на песке.
— Что значит «он не скурвился»?
— Я не скурвился, потому что никогда не занимался наркотиками, это одно из моих правил.
Когда они покончили с питьем, Койот забирает у Анхеля его стаканчик и идет к мусорному контейнеру, крышка тонкая, и когда Койот закрывает ее, то весь контейнер становится похожим на голову в шляпе.
Объявление появилось в воскресной «Кроникл». Анхель не стал смотреть все, но часть прочел: «Римская вилла: семь комнат, двухэтажная библиотека, окна с видом на небо и так далее». Почему-то объявление перепечатала нью-йоркская ежедневная газета, а потом оно появилось в римской газете; потом, в один прекрасный день, раздается звонок в дверь, и появляется почтальон. Анхель открывает дверь, расписывается в получении бандероли и прощается с курьером и только после этого вдруг видит, что на пакете нет адреса. Поняв это, он дает себе труд выглянуть на улицу, но не видит ни пикапа, ни почтового грузовичка, в общем, никаких признаков официальной доставки.
