1
– Кто-нибудь следит за временем? – спросил Дэвид Джерард. – По моим подсчетам, через одиннадцать минут нам придется кого-нибудь замочить. – Он взглянул на часы, висевшие на стене. – Если говорить точно, осталось чуть меньше десяти минут.
Заложники сидели на стульях и смотрели на него. Каждый из них не сомневался, что убьют именно его.
Джессика никогда не видела, чтобы человек так быстро ломался, как это случилось с Корнеллом. Мало того что он обмочился, теперь его била дрожь, такая сильная, что стул под ним ходуном ходил. Его одежда насквозь промокла от пота, он тихо постанывал; Джессика подумала, что долго он не продержится.
Отец Джозек, наоборот, выглядел спокойным и сосредоточенным. Сострадание, с которым он относился к Корнеллу, не могло ввести в заблуждение Джессику: цепкий взгляд, которым священник оглядывал комнату, не оставлял сомнений, что он ищет путь к спасению для всех троих.
– Я хочу поговорить с губернатором, – заявил Джерард. – Я хочу, чтобы он позвонил и сказал, что выполнит мои требования. И это должно произойти прямо сейчас. От меня не спрячешься, губернатор Стэндиш, бесхребетная тварь! Настало время встать и принять решение! Я хочу с тобой поговорить, слышишь!
Джерард шагнул к Корнеллу. Это выглядело так, словно он сдает экзамен в театральный институт. Политический обозреватель с мольбой в глазах смотрел на своего мучителя.
– Бедняга уже получил свое, но это были только цветочки, – продолжал куражиться Джерард. – Сегодня этот клоун весь вечер на арене!
Он отошел чуть назад и направил на Корнелла пистолет:
– Я, конечно, понимаю, дорогие телезрители, что все время выбираю самую беззащитную жертву, но он просто напрашивается на это всем своим видом. Вы посмотрите на него.
Джессика отвернулась. Она не осуждала Корнелла. Возможно, и она бы повела себя так же, но что-то помогало ей держать себя в руках. Она не могла сломаться под натиском своих потаенных страхов.
– Попроси губернатора позвонить мне, толстяк! – приказал Дэвид Джерард.
– Пожалуйста, позвоните.
– Думаешь, это заставит его позвонить? Тебе нужно умолять его о том, чтобы он позвонил.
Только тогда он, может быть, соизволит снять трубку.
– Пожалуйста, позвоните.
– Кто же так умоляет, мать твою?!
– ПОЖАЛУЙСТА, ПОЗВОНИТЕ! – простонал Корнелл, и, чтобы добавить его словам убедительности, Джерард приставил к его голове пистолет.
По лицу Корнелла текли слезы. Захлебываясь ими, он лепетал:
– Пожалуйста, позвоните, губернатор. У меня дома семья, они нуждаются во мне…
– Как трогательно, – фыркнул Джерард. – Они нуждаются в нем! Ах, ах! – Он нахмурился. – Да кому ты на хрен сдался, мешок с дерьмом! Считаешь себя таким большим и важным? Да люди смеются над тобой за твоей спиной. А сейчас все те, кого ты называешь друзьями, сидят себе в креслах перед телевизором и надеются, что ты сегодня подохнешь. Да это их самое сокровенное желание! Они достаточно целовали твою жирную задницу, и теперь, толстяк, пришел час расплаты.
Он замахнулся пистолетом и от души приложился к голове телеведущего. Слезы с удвоенной силой бризнули из глаз Корнелла.
2
Боден с трудом мог смотреть в глаза Майклу Шоу. Он видел старого друга в разные периоды жизни – когда Майкл чуть не потерял работу, когда поссорился с Джессикой, получив от нее отказ выйти за него замуж, но в такой ярости он не видел Шоу никогда.
Они сидели в кабинете Майкла, разложив на столе архитектурные планы этажа. Шоу расчистил стол, просто сбросив все на пол. Сейчас ему не было дела до мелкого канцелярского мусора. На краю стола неизвестно, как удержались лишь несколько розовых бумажек с телефонами.
Майкл словно вернулся в прошлое, когда он еще не бросил пить, и видеть его таким было воистину страшно. Героизм зачастую требовал от человека не только бойцовских навыков, но и злости, и Шоу сочетал в себе обе эти составляющие. Боден помнил, как Шоу крушил кирпичные стены, только чтобы доказать, что он на это способен. В детстве Майкл страдал от ревматизма. Ему не позволяли гулять с друзьями и заниматься тем, чем должны заниматься мальчишки, а если и позволяли, то очень осторожно. За это его прозвали неженкой. Юность он провел во Вьетнаме, доказывая всему миру и, что самое главное, самому себе, что Майкл Шоу кто угодно, только не неженка.
А потом погибли его друзья…
Боден знал многих ветеранов Вьетнама, для которых война так и не закончилась. Его брат был таким. Майкл Шоу был таким.
– Ну, что скажешь? – Шоу поднял глаза на Райана Ладлоу, вошедшего в кабинет несколько минут назад.
– Скажу, что в студию есть только один вход.
– Ты имеешь в виду дверь?
– Именно так.
Боден видел, как Майкла переполняет злость. Нужно было найти способ направить его энергию хоть куда-нибудь, иначе все могло плохо кончиться: сколь угодно бессмысленные действия для таких людей, как Шоу, были лучше любого ожидания. Не мог он усидеть на месте, особенно когда любимая женщина подвергалась такой опасности. И к тому же она была беременна…
Если бы только Боден и Шоу могли отыскать способ вызволить ее оттуда живой.
– Что это здесь? – спросил Шоу.
– Где?
– Вот, небольшая отметка.
– Какая отметка?
Ладлоу наклонился к чертежам, придерживая очки у переносицы.
– Ах, это…
– Что «это»?
– Окно.
– Окно? – Майкл Шоу словно только что нашел. пекарство от СПИДа. – Окно – это то, что нужно! – Он внимательно разглядывал чертежи.
– Да, я забыл о нем. Прямо за декорацией в студии Б есть три небольшие ниши. В одной из них расположено окно, – сказал Райан, уже начиная понимать, куда клонит Майкл.
– Окно, – повторил Шоу. – Замечательно. Значит, есть еще один вход.
– А толку-то? Окно очень узкое, и, кроме того, не забывай, оно расположено на тридцать четвергом этаже.
Шоу взглянул на Бодена:
– Вертолет. А я могу спуститься с вертолета и залезть в окно.
Боден, вздохнув, покачал головой:
