Харриган заставил себя сосредоточиться. Он продолжал думать о Линде. Интересно, как она там? Каждый раз, вспоминая о том, что с ней случилось, он внутренне содрогался.
Харриган оглядел студию. Джерард, похоже, в своем репертуаре – строит из себя героев Николсона. Он продолжал расхаживать взад-вперед перед заложниками, через каждые несколько шагов останавливаясь перед кем-нибудь из них и изучая их реакцию. В какой-то момент он сосредоточил внимание на Корнелле и безо всякого предупреждения повернулся к нему.
– Открой-ка ротик, толстяк. Сейчас мы проверим, нет ли у тебя кариеса.
На обрюзгшем лице Корнелла выступили бусинки пота. Он явно не хотел делать то, что ему сказали.
– Я убью тебя, толстяк, понимаешь? – сказал Джерард.
Лучший политический журналист в этом штате выпучил глаза, судорожно сглотнул. Губы толстяка разжались, и Джерард засунул пистолет ему в рот.
Прожекторы, установленные на вышках тюрьмы, были направлены в ночное небо. Их лучи пересекались друг с другом, высвечивая капли дождя на фоне затянувших луну облаков. То и дело появлялись и снова исчезали силуэты охранников с оружием на изготовку.
В воздушном пространстве над тюрьмой кружили несколько полицейских вертолетов. В условиях плохой видимости их присутствие выдавал только шум двигателей. Все они готовы были встретить вертолет, который, как сказал Дэвид Джерард, должен был приземлиться в тюрьме.
Рядом с воротами тюрьмы собралось две группы людей с плакатами. Противники смертной казни с радостью воспользовались ситуацией в качестве аргумента в свою пользу. Их оппоненты делали вид, что все это не имеет никакого значения – частный захват заложников явным психопатом. Но по их усталым лицам было видно, что люди явно обескуражены. Дэвид Джерард вряд ли мог облегчить им задачу. Но протестующие все стояли, несмотря на то что под ногами у них была грязь, сверху лил проливной дождь и ничего, кроме жалости, их протест не вызывал.
5
– Тебе очень повезло, толстяк. – Дэвид Джерард смерил взглядом Уильяма Корнелла. – Повезло, что я не прикончил тебя сразу же.
Он медленно вынул ствол изо рта телеведущего, затем посмотрел прямо в камеру:
– Надеюсь, вы видите все это, губернатор Стэндиш. Я полагаю, вы снимете трубку и освободите моего брата.
Затем он быстро прошел в другой конец ряда из трех стульев, туда, где сидела Джессика.
– Как поживает наша бомба, золотце?
Он достал из кармана детонатор. Его большой палец оказался в опасной близости от красной кнопки.
– БАХ, золотце, БАХ, БАХ. Он снова повернулся к камере.
– Видите моих двоих друзей вон там? – Он указал на Харригана и Кейтса. – Пусть они решают, кто умрет первым. Устроим голосование. Ну, у нас же демократия или как?
Джессика старалась не обращать внимания на пятно, расплывающееся на штанине Уильяма Корнелла. Хотя ей и не нравился этот заносчивый самодовольный человек, все же он не заслуживал такого унижения. Впрочем, не только она обратила внимание на это. Заметив, что произошло, Дэвид гаркнул:
– А ну-ка, направьте сюда камеру.
Корнелл, кажется, понял, что сейчас произойдет. Красный от стыда и унижения, он лихорадочно пытался прикрыть пятно полой пиджака.
– Встань, толстяк.
Корнелл посмотрел на других заложников. Теперь вместо ужаса в его глазах плескался стыд. Он сейчас был похож на беззащитного ребенка. Джессика не выдержала.
– Оставь его в покое, – сказала она Джерарду.
Тот словно не слышал.
– Вставай, Корнелл, – повторил он. – Я хочу, чтобы телезрители оценили всю прелесть ситуации вместе с нами. Видите этого самодовольного ублюдка с телеэкрана? Знаете, что он сейчас натворил?
– Оставь его в покое! – повторила Джессика.
Она приподнялась со стула, словно забыв, что к ее ноге прикреплена бомба, но отец Джозек схватил ее и усадил обратно.
– Здраво мыслите, падре. В следующий раз, когда эта сука доставит мне беспокойство, ей будет очень-очень больно. Разъясните ей это, пожалуйста, хорошо?
Джессика снова попыталась встать, но священник стальной хваткой вцепился в ее запястье и положил руку ей на плечо.
Джерард снова обернулся к Корнеллу:
– Не хочешь рассказать телезрителям, что ты только что натворил?
Корнелл не поднимал головы. Он так хотел перенестись куда-нибудь в другое место!
– Ты слышишь меня, Корнелл? Хочешь рассказать зрителям, что ты натворил?!
Корнелл не шелохнулся.
Джерард ухмыльнулся в камеру:
– А, наш карапуз немного застенчив. Ну ничего, мы это быстро вылечим.
С этими словами он достал из кармана узкий длинный предмет черного цвета.
Щелчок – и появилось лезвие.
– Корнелл? Слышишь меня?
Но ответа Джерард дожидаться не стал – глянув в камеру, полоснул ножом по шее Корнелла.
Вскрикнув от боли, политический обозреватель вскочил со стула, прижимая ладонь к окровавленной шее. А Джерард указал на большое мокрое пятно на брюках Корнелла:
– Смотрите, дорогие телезрители! Вот насколько у нас накалилась атмосфера.
Корнелла больше интересовала его гордость, нежели его рана. Достав из кармана носовой платок, он приложил его к порезу, который оказался не таким уж и глубоким. Затем поспешно сел, чтобы никто не видел его позора.
Джерард продолжал улыбаться и посмеиваться. Видимо, все происходящее его сильно веселило.
– Знаешь что, Корнелл? Зрители надолго запомнит, что ты напрудил в штаны. – Он повернулся к камере. – Правильно я говорю?! – Джерард перешел почти на крик: – Готов поспорить, вы начинаете нервничать, дамы и господа! Гадаете, выживет ли сегодня хоть один из этих людей! – Он улыбнулся в камеру. – Ну что же, скоро нам предстоит ЭТО ВЫЯСНИТЬ.
Самолеты настигли Крэя, когда он был в семи милях от тюрьмы. Они держались поодаль, не причиняя ему особых неудобств, но явно собирались всю дорогу сопровождать Митча.
Крэй занялся дыхательными упражнениями из йоги, потом подумал о всех прелестях жизни, которые станут ему доступны, когда он получит деньги Джерарда. Наверное, с Кубы он отправится в Европу и осядет там. Он, пожалуй, не был расистом, но перспектива провести всю жизнь в окружении темнокожих его не радовала. В Европе, скажем в Германии или Австрии, ему будет комфортнее всего.
Впереди проступили очертания тюрьмы штата. Дождь продолжался, вдобавок начал сгущаться туман, однако самолеты продолжали лететь за Крэем.
