Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Быть может, он предварительно тщательно обследовал ребенка и действительно обнаружил СДВГ и внес диагноз в файл пациента. Однако во время обследования он также мог обнаружить, что у ребенка нет СДВГ, что он просто получает недостаточную либо чрезмерную нагрузку. Возможно, он вообще не назначал никакой терапии. Но для того, чтобы завершить разговор с матерью, он записал в карте пациента шифр диагноза «СДВГ». В обоих случаях в файле будет стоять F90.0. Менеджер по работе с персоналом увидит это и скажет себе, что тот, у кого были проблемы с поведением в детстве, непременно будет вызывать проблемы и сейчас. Наверное, такого человека не получится интегрировать в команду, он устроит хаос в бухгалтерском учете, никогда не будет выполнять проекты аккуратно и своевременно, распугает клиентов. Поэтому вряд ли он подходящий вариант для компании.
Пока что на данные о пациентах по-прежнему распространяется конфиденциальность взаимоотношений между врачом и пациентом. Даже если на основании этих данных врач выдает справки по запросу страховых компаний или работодателей, досье как таковое всегда остается в клинике. Но сегодня никто не может сказать, будет ли так продолжаться и дальше. Не начнут ли когда-нибудь и в Германии централизованно собирать и продавать данные о состоянии здоровья людей. «Мы должны еще шире использовать возможности электронного здравоохранения для повышения качества обслуживания. Подобно сети дорог, телематическая инфраструктура также должна соединять участников системы здравоохранения друг с другом таким образом, чтобы медицинская информация, важная для лечения, могла быстро и надежно передаваться». Так говорил федеральный министр здравоохранения Герман Грёэ в своем выступлении в июне 2014 года на открытии двухдневной конференции по электронному здравоохранению в Гамбурге под названием «Люди, мегаполисы, возможности – лучшая забота с помощью электронного здравоохранения».
Мы не знаем, будут ли наши данные о состоянии здоровья в будущем пересылаться только туда и обратно между больницами и клиниками, или же они будут где-то централизованно собираться и храниться, а потом будут украдены или проданы.
Насколько легко сегодня это можно осуществить в отдельных случаях, продемонстрировало издание Rheinische Post с помощью простого эксперимента, результаты которого опубликовали 26 июня 2014 года под заголовком «Данные пациентов в опасности». Издание присвоило испытуемому из Южной Германии имя и страховой номер журналиста – информацию, которая есть на каждой страховой чип-карте. С этими данными испытуемый зарегистрировался онлайн на сайте Barmer GEK и смог видеть записи к врачу, имена лечащих врачей и список лекарств журналиста в федеральной земле Рейнланд. После этого Barmer объявили, что «пересмотрят правила внутреннего контроля и безопасности и при необходимости ужесточат их». Федеральное страховое управление в качестве надзорного органа также объявило о том, что собирается принять меры.
Когда медицинская страховая компания свободно распоряжается конфиденциальной медицинской информацией о своих членах подобно тому, как ассоциация заводчиков кроликов распоряжается своими списками участников, то безопасность данных в других страховых компаниях, предположительно, столь же плохая, и высока вероятность того, что конфиденциальная медицинская информация попадет в чужие руки.
Мы не знаем, какие данные могут быть использованы против нас в будущем. Открытые данные о состоянии здоровья могут нести риски только тогда, когда они используются в сочетании с другими данными, например для прогнозирования производительности или социального поведения на работе. Но что можно сказать наверняка: электронная медицинская карта пациента все помнит. Только по этой причине воспитателям, учителям или родителям не следует необдуманно требовать от врачей назначения терапии.
15. Когда терапия имеет смысл?
Существует огромное разнообразие вариантов развития ребенка, но есть и границы допустимого. Если в четыре года ребенок еще не разговаривает, в возрасте пяти лет может только выводить неразборчивые каракули или не может самостоятельно подниматься по лестнице, ему требуется помощь. Это еще не означает, что сразу нужно назначать терапию. В первую очередь имеет смысл обратиться к опытному педиатру.
Если родители регулярно водят своего ребенка на рекомендованные профилактические медицинские осмотры у педиатра, им, как правило, не стоит беспокоиться о том, что заболевание останется незамеченным. Благодаря профилактическим мерам врач имеет хорошо задокументированный обзор общего развития ребенка за несколько лет. Это означает, что ничто не может остаться незамеченным.
Конечно, не существует жестких правил определения, когда применение терапии оправдано. Решение во многом зависит от ресурсов ребенка и его семьи.
Однако есть некоторые рекомендации. Вот наиболее важные из общих примеров из практики.
Кому помогает логопед, а кому – нет?
Сегодня все дети вскоре после рождения проходят проверку слуха. Дети с подозрениями на нарушения проходят дополнительное обследование, и при необходимости им назначают лечение. У других детей причина плохо развитой речи заключается не в ушах. Иногда встречается врожденный порок развития, такой как полная расщелина губы и нёба[29], возникает смещение зубов или аномалия челюсти, которая затрудняет процесс говорения.
Однако большинство проблем с речью связано с созреванием мозга.
Во время профилактических осмотров врач уделяет особое внимание развитию речи: когда ребенок впервые отреагировал на голоса, залепетал, связал два слога, произнес первые слова, первые предложения из двух и трех слов, просклонял глаголы и существительные? Может ли он составлять вопросы? Как он понимает речь, как общается?
Педиатр сравнивает уровень владения речью с моторным и социальным развитием. Он обследует ребенка с точки зрения неврологии и смотрит на его поведение в игре. Все эти индивидуальные параметры дают хорошее представление об уровне развития ребенка. На основании общей картины педиатр решает, нужна ли ребенку терапия или будет достаточно педагогических мероприятий.
«Ребенок не говорит!»
В два года. В два года некоторые дети говорят только «мама» и «папа» и, может быть, еще 5–10 слов, произнося их очень неразборчиво. Поначалу это не повод для беспокойства. В этом случае педиатр проверяет, насколько ребенок понимает речь и ведет себя в соответствии с тем, что ему говорят. Он выясняет, какие причины могли вызвать запоздалую речь: работает ли дома целый день телевизор? На каких и на скольких языках говорят родители? Каково общее психомоторное развитие ребенка?
Как правило, он назначает новую проверку слуха, дает родителям советы по становлению речи и просит через шесть месяцев прийти на повторный прием.
Никакого логопеда.
В три года. Ребенок в возрасте трех лет знает лишь несколько слов, а произношение по-прежнему остается нечетким. Это все равно не повод для беспокойства, если остальные аспекты развития соответствуют возрасту, ребенок живо общается с родителями, используя иные способы, и родителям нравится говорить, петь и читать ребенку. Гейдельбергская программа тренировки родителей, программа, в рамках которой родители учатся стимулировать развитие своего ребенка с задержкой речи, может дать семье дополнительный стимул к развитию. Хорошие воспитатели также способствуют развитию речи.
Никакого логопеда.
В три с половиной года. В возрасте от трех с половиной до четырех лет большинство
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64