приют запах сгоревшего каменного угля.
Некоторую ущербность испытал и после того, как перебрался на набережную, где две девицы кормили чаек сладкой булкой.
– Осторожнее, – предупредил я. – Глядите, как бы булку не оторвали вместе с руками.
– У нас полное взаимопонимание, – рассмеялись девицы. – Они – чайки, мы – Ларисы. В переводе с греческого тоже чайки.
Еще одну Ларису я обнаружил пять минут спустя. Существо двух лет от роду, опираясь на мамину руку, топало по парапету набережной, поверх которого была наброшена серебристая дорожка дождя.
– Бух, – сказала малышка и покосилась вниз, где о камни разбилась бродяга-волна.
– Бух, – подтвердила мать. – Только ты не бойся, волна послушных детишек любит.
И здесь я наконец понял, чего мне все это время недоставало. Буханья пушек, которое жители прифронтовой зоны слышат вот уже который месяц кряду. Оно въедливо, как сажа пепелищ, и будет сопровождать его везде. Даже там, куда не докатывается орудийная канонада.
КАЧЕЛИ ДРЕВНЕЙ МЕОТИДЫ
Рыбацкое суденышко на сухопутном языке означает плавучий гроб с музыкой. Однако оно глубоко симпатично. Нечто подобное испытываешь при виде четырехмачтового барка, чьи паруса щедро наполнены музыкой странствий.
Она, эта музыка, до гробовой доски будет звучать в душе того, кто числился в судовой роли экипажа парусника. Точно так же пальцы запомнят планширь низко сидящего каюка, на котором однажды вышел в море.
Науку управления черным, словно крыло галки, баркасом я постигал под присмотром атамана рыболовецкой артели Василия Косогова с Кривой косы.
Атаману, как и остальным труженикам прибрежного лова, мичманка и китель с нашивками не положены. А в тяжелых сапогах и зюйдвестках они на людях не появляются. Это все равно, если подручный сталевара решит щегольнуть перед простыми смертными в испятнанной железными брызгами куртке.
Однако рыбака все равно узнаешь в толпе. По прилипшей к мочке уха чешуе, походке.
Точно такой при желании может обзавестись любой сухопутный гражданин. Для этого вполне достаточно часика полтора покувыркаться на качелях.
Но каюк на качели. С него при первых признаках расстройства вестибулярного аппарата не сиганешь.
Да и куда сигать-то? В набежавшую волну? Без нагрудника? Рыбаки спасательными жилетами откровенно пренебрегают. Не в силу бравады, разумеется. Просто, дополнительная одежонка мешает опрастывать ставники.
И уж совсем запротестовали парни из артели Косогова, когда военные велели брать на промысел бронежилеты. Сделано это после того, как несколько катеров были обстреляны с сопредельной стороны.
– Мы сомневаемся, защитит ли нас сухопутная броня, – заявили рыбаки. – Но зато на сто процентов уверены – в случае серьезной заварушки бронежилеты точно утянут на дно.
Словом, вся надежда на прочность бортов посудины, мотор и наше извечное авось пронесёт.
Часть одиннадцатая
Этюды с привкусом войны
КРЫЛАТЫЕ СФИНКСЫ
Кальмиус за ласпинскими порогами необычайно привлекателен. Перебросившись, он степенно скользит меж осенних берегов, на которых высятся причудливой формы утёсы. Два или три из них едва держатся на истерзанных водой пьедесталах, поэтому я обхожу их стороной. У более миролюбивых осаживаю лодку и достаю из водонепроницаемого пакета фотоаппарат. Они далеко не юны, эти утёсы. Их лики, подобно иконам древнегреческого письма, иссечены морщинами.
Когда солнце сваливается за окоем, сидящие на уступах цапли кажутся резными декорациями. Птицы выглядят загадочно. Не обращая внимания на человека, обитатели речной поймы демонстрируют вековую неподвижность сфинксов. Что высматривают они в сумерках бабьего лето – то ли добычу, то ли подкрадывающийся с севера холод – известно лишь утёсам, которым цапли, возможно, поверяют свои тайны.
АЛЁШКА
На полуострове у слияния Кальмиуса и светлой речушки теплится костерок. Исходящий от котелка пар настолько дразнящ, что луна вплотную приблизилась к рыбацкому стойбищу, а перепел перестал ронять в речную заводь чеканные монеты. И вдруг с верховий послышались шлепки весел. Так торопливо может грести лишь тот, кого соблазнил гостеприимный костерок. Спустя две или три минуты о песчаную отмель зашуршало днище, а вскоре в светлом пятне обозначилась гражданка, которая, словно собачонку, вела за собой надувную лодку.
– Алёшка, – коротко представилась она и протянула к огню озябшие руки.
Что ж, пожалуй, мужское имя вполне подходит даме, которая не боится в одиночку сплавляться по осенней реке.
ОСЕННЯЯ ПАЛИТРА
Самое золотое время года не зря нарекли бабьим летом. Оно, будто вторая вспышка зрелости, гармонично и незабываемо. Здесь каждый миг дорог своей невозвратностью, которая сродни струящейся в светлом воздухе паутинке.
Бабье лето еще и время творчества. Именно в эту пору создавались и будут создаваться величайшие полотна и художественные произведения. Однако самым искусным живописцем остается природа. Никогда, даже при раскраске майского буйства, она не тратит столько ярких оттенков.
ЧЁРНЫЙ СНЕГ
Оказывается, существуют виды осадков, которые не фиксируются метеорологами. Это так называемые чёрные снега, выпадающие с конца августа по октябрь с совершенно безоблачного неба. Они окрашивают вывешенное для просушки бельё в траурный цвет и пахнут пожарищами. Вот и сейчас такая снежинка оставила небрежный мазок на линзе бинокля, в который я наблюдаю за горящей степью. Нигде не души, лишь семейство степных коршунов хороводится над злыми джиннами дымов.
Когда огонь завершает работу, птицы спускаются на землю. Они подбирают обгоревшие трупики мышей и терзают их в неостывшем ещё пепле. Это тоже нечто новенькое, если так и дальше пойдёт, то коршуны забудут вкус свежей крови. А всё из-за чёрных снегов, которые подарила война.
ПЬЕДЕСТАЛ ДЛЯ БЕЛОЙ АКАЦИИ
Море до последнего сопротивляется холодам. Если на околице Донецка скандальный ветер вытряхивает из каштанов душу, то в долине рядом с Новоазовском ивы всё ещё щеголяют в зелёных париках, а обступившие солёное озерцо камыши имеют вполне молоденький вид.
Здесь, на рубеже бабьего лета и стужи, особняком стоит белая акация. Она взобралась на горушку и оттуда высматривает приближающееся ненастье. Акация хороша, словно красна девица из рыбацкого поселка Седово, которая до кончика ногтей преисполнена сознанием собственного достоинства.
Сказано не ради образного сравнения. Эта представительница семейства бобовых обладает качествами, которые ставят её в один ряд с патриархом байрачных лесов Донбасса – дубом и целебными травами.
В частности, одиноко стоящая на горушке акация способна дать за сезон порядка восьми килограммов мёда и является одним из растений, до последней щепки используемым в фармакологии.
Не стану перечислять лечебные свойства новосёла приазовской степи. Все они указаны в справочной литературе. Добавлю лишь, что настойка цветов белой акации – эффективнейшее средство при склерозе.
Однако белая акация известна не только этим. Самое искреннее коленопреклонение вызывает бесподобная жизнеспособность жителя степи донецкой, этого предбанника полупустыни. Акация стоически перестоит стужу и жесточайшую засуху. Так и наше деревцо. Выросло всем ветрам открытое, на почве, где
