увлекся употреблением старомодного винта с накатанной головкой, который он подобрал в каком-то антикварном магазине, что приносит его в кармане в офис и использует тайком в рабочее время. У меня нет терпения с таким человеком. Он должен либо выродиться в тайного сластолюбца или подать дурной пример своим клеркам.
- Думаю, так! - сказал Николас.
- А вот совсем другой характер, -- продолжал Титами, когда подошел здоровенный немец. - Он удовлетворяется самыми простыми удовольствиями. Добрый вечер, майн герр. Вы сегодня улыбаетесь.
- Ах, Готт! - сказал тевтон. - У меня есть прекрасное горе. Как вы это говорите? Ge-buttingmeinkopfuntdewall.
- А вон там, -- продолжал Титами, поздравив немца с его методом, - один из редчайших примеров одурманенной глупости. Этому человеку с перевязанной рукой и безмятежной улыбкой было достаточно, чтобы однажды отрезать кончик его мизинца ради временного удовольствия. Он юрист с хорошей практикой и должен знать лучше. Ну, рана исцелилась, и его наслаждение закончилось. Поэтому он отрезал свежий кусочек, немного дальше. Так и пошло понемногу, сейчас у него нет семи пальцев, включая большой. Он начал уже восьмой палец, и я держу пари, что он отложит свое следующее дело перед присяжными с единственным большим пальцем.
Резкий скрип привлек внимание Николаса к одной из деревянных машин в углу. Продвигаясь туда, сопровождаемый Титами, он увидел необыкновенное зрелище. Машина чем-то напоминала перегруженное водяное колесо. Она приводилась в действие рукояткой, которой управлял мускулистый африканец с благопристойными манерами. На ободе колеса, пристегнутый по рукам и ногам, растянулся мясистый гражданин средних лет весьма респектабельного внешнего вида. Он был в рубашке с рукавами, и пот выступал крупными каплями на его лбу, но лицо выражало полнейшее счастье. При каждом усилии негра увеличивалась нагрузка на мышцы и суставы жирного эпикурейца. Напряжение казалось ужасающим, но Николас слышал, как мужчина шептал почти неслышно, но восторженно: "Дай ей еще, поверни, Джордж Вашингтон, еще раз... маленький... дерни..."
- Я только что говорил, - сказал Титами, - о высшей степени боли. Вот вам пример. Толстый джентльмен - известный капиталист, а также человек досуга, как и я. Он живет на Бикон-стрит. Энтузиаст в погоне за новинками от боли. Он купил эту машину в Мадриде и представил ее ассоциации. Это несомненный оригинал орудия пыток, известного как дыба. Говорят, что ее использовала инквизиция. Во всяком случае, она все еще в хорошем рабочем состоянии. Если за рукояткой способный человек, дыба дает массу утонченного удовольствия, которое, я надеюсь, вы когда-нибудь сможете оценить.
Николас вздрогнул и отвернулся. К этому времени в комнате было тридцать пять или сорок эпикурейцев. Компания увеличилась за счет группы из гостиных. Эссе профессора Сардити, наконец, закончилось. Среди гурманов было больше суеты и активности, чем среди пришедших ранее. Интоксикация боли воздействовала на всех, и пирушка становилась бесшабашной и шумной.
- Посмотрим, что они делают, - сказал Николас.
- Чувствуйте себя как дома, - вежливо ответил Титами. - Я говорил, что ваше присутствие не будет замечено. Идите куда хотите, и если хотите протестировать любой из наших приборов, не стесняйтесь сделать это. Но если вы извините меня, я отойду на несколько минут, займу следующую очередь на дыбу.
Веселье продолжалось с нарастающим азартом. Гул безумных голосов смешивался со скрипом двух или трех орудий пыток. С одной стороны Николас увидел степенную компанию, состоявшую из двух философов и полудюжины студентов-богословов. Они сидели на скамейке, подбитой острыми концами гвоздей, и самым оживленным образом обсуждали бессмертие души. Несколько эпикурейцев поняли намек немца и бились черепами о стену. Молодой человек, явно не искушенный в роскоши боли, казалось, получал исключительное удовольствие от самой простой формы пытки. Он вставил палец в разъем соковыжималки для лимона и морщился от незрелого восторга, когда сжимал рукоять соковыжималки другой рукой.
Два доктора богословия разделись по пояс и услужливо бичевали друг друга ивовыми прутьями. Согласно их чувству справедливости, ответная услуга была оказана с полной честностью, как по времени, так и по силе ударов. Николас заметил, что, как правило, опьянение болью делало мужчин эгоистичными. Окутанный блаженством собственных ощущений, каждый эпикуреец мало заботился об удовольствии окружающих.
Однако это не относилось к группе мужчин и женщин, собравшихся в самом дальнем конце комнаты. Они шумно разговаривали, интересуясь отличной новинкой. Толпа аплодировала изобретателю нового прибора. Николас отпрянул, ошеломленный. Женщина средних лет сидела на оттоманке, ее нога была в корзине, плотно обтянутой тканью. Туфля и чулок лежали на полу. Волосы женщины были в беспорядке, а лицо покраснело от нездорового возбуждения. С азартом безумной вакханки она начала петь бессвязную песню. Ее довольно пронзительный голос плавал в неуверенной дрожи истерического восторга.
Николай повернулся к соседу.
- Что у нее в корзине? - спросил он.
- Шесть гнезд шершней, - был ответ. - Разве это не красиво? Открытие века, и дама захотела непременно быть первой!
Николас почти оцепенел от ужаса и отвращения. Он знал корзину, так как сам привез ее из Кембриджа. Он знал эту даму, потому что это была Пенелопа, тетя Маргарет. Пенелопа - центральная фигура в таких оргиях! Он протиснулся вперед и встал перед обезумевшей женщиной. Она подняла взгляд, и выражение смутных воспоминаний и неуверенный стыд отразились на ее лице.
- Наденьте ботинок! - строго сказал он.
Она машинально повиновалась. Николас отшвырнул корзину, и началась ожесточенная борьба среди гурманов за обладание сокровищем. Молодой человек не обращал внимания на их соперничество. Он взял мисс Пенелопу за руку и вывел ее из несвятого места, из дома.
Свежий ночной воздух частично привел ее в чувство. Она опустила голову и сопровождала его молча. Последняя повозка на Кембридж как раз отправлялась с площади. В течение долгой поездки ни Николас, ни Пенелопа не произнесли ни слова. У дверей дома тишина была впервые нарушена. Николас поднял глаза от земли. Луна освещала окно комнаты, где невинно спала Маргарет.
- Ради Маргарет и ради вас самих, мисс Пенелопа, - сказал Николас тихим, но твердым голосом, - поклянитесь мне никогда не посещать это место.
Тело мисс Пенелопы тряслось от волнения. Она рыдала. Она посмотрела сначала на Николаса, а затем на окно Маргарет. Наконец она сказала:
- Клянусь!
Эссе
Владимир Борисов
От фантоматики до фармакократии
Если в первый момент идея не кажется абсурдной, она безнадежна.
Альберт Эйнштейн
Отличительной особенностью произведений Станислава Лема является их
