согласилась дама, еще недавно ворчащая про голодного мужа. - Все в порядке. Годовщина свадьбы - это прекрасно! Поздравляю вас!
- И я! И я поздравляю! - стал выкрикивать то один, то другой. - А у меня у бабушки с дедушкой в этом году рубиновая свадьба! Вот!
- Друзья! - вдруг обратился ко всем мужчина, одернувший Антона, - а разве это не повод крикнуть: "Горько?" прекрасной паре? Неужели мы не можем за них порадоваться? Ну? Давайте! Горь-ко! Горь-ко!
- Горько! Горько! - стали выкрикивать в очереди. Я заметила, как люди, стоящие с корзинками в руках, потихоньку начали меняться. То у одного, то у другого на уставшем после долгого рабочего дня лице появлялась улыбка. Как, оказывается, легко поднять людям настроение, просто напомнив им о любви!
Андрей еще раз наклонился к Лидии, обнял ее и с чувством поцеловал в губы. Та, ответив ему, покраснела и потянула супруга за руку к выходу под громкие аплодисменты очереди. Я отдала ей чек и вежливо попрощалась, искренне пожалев, что не могу крикнуть привычное: "Пока, Лидунь!"
- Ничего себе! - подбежала ко мне вечером любопытная коллега Аллочка. - Лидия-то Павловна наша замужем! Вот хитрюга! А мне про какого-то стилягу наплела, из-за которого она умом тронулась. Так я и знала: нет у нее никаких проблем с головой, просто выдумщица она. Я еще обратила внимание, когда к ней домой пришла. Уютно у нее так, чистенько, красиво. Сразу видно, что не одна живет! Шестьдесят пять лет в браке - надо же!
- Значит, выдумщица! - согласилась я, не став, естественно, посвящать коллегу в подробности. - Что ж, рада, что у нее все хорошо! А где директор, ты не знаешь?
- Так в кабинете же. А что ты хочешь?
- Так, дело есть.
Нужно было осуществить задуманное. Дождавшись своей очереди, я зашла в кабинет директора и, поздоровавшись, положила на стол заявление об увольнении. Инесса Николаевна, увидев его, совершенно не удивилась. Люди у нас увольнялись пачками, среди персонала постоянно был недобор. Но отпускать она меня явно не хотела.
- Не могу я тебя отпустить, - пожала плечами директор, - заменить тебя некем. - Забирай заявление.
- Не заберу, - твердо сказала я. - Вы обязаны принять у меня заявление на увольнение и его завизировать.
- Ух ты какая грозная, - протянула Инесса Николаевна, подпиливая ноготочки прямо над моей бумагой и выражая тем самым крайнее пренебрежение к моей просьбе. - А если не подпишу, что будешь делать? Толику своему жаловаться побежишь? Так мы его еще лет пять назад с работы выперли, за пьянство.
- В трудовую инспекцию жаловаться побегу, - улыбнувшись, сказала я и демонстративно включила камеру на своем стареньком смартфоне, - и подам заявление. А сюда отправлю почтой уведомление о том, что я отказываюсь выходить на работу, так как вы задержали сотрудникам выплату заработной платы больше, чем на две недели. Вы же нам уже третий месяц не платите, так?
- Что-то не так с тобой, Галя, - с подозрением глянула на меня Инесса Павловна, но ногтевую пыль стряхивать на мое заявление об увольнении прекратила. - Ты заболела, что ли? Иди домой, отлежись пару дней, разрешаю. Сейчас вирус такой ходит, тяжелый... Не переживай, штрафы платить не придется.
- Конечно, не придется! Потому что сегодня я подаю заявление об увольнении, а завтра пишу жалобу в трудовую инспекцию. Может быть, все-таки подпишете, а?
- А куда ж ты пойдешь работать, Галя? - торжествующе спросила Инесса Павловна. - Тебе же полтинник скоро!
- А вам шестьдесят, - парировала я, - и что? В магазин возле дома уборщицей пойду. Работа не пыльная, часа на три в день. И те же тридцать тысяч.
- Ты, наверное, Галя, все-таки заболела, - промямлила Инесса Павловна, как-то потеряв сразу всю свою напыщенность. - Ладно, давай свое заявление. Только учти: назад придешь - не возьмем. Даже не просись.
- Напротив, выздоровела, - возразила я. И на втором экземпляре входящий номер поставьте, пожалуйста. Спасибо, всего хорошего!
