чтобы я свою руку к бумагам вашим приложил, али нет».
– Это что же, он своих людей собирать решил? – догадался Иван Данилович. – Я знал, что в конце концов этим кончится. Что ж ты сразу-то не сказал, Анатолий?
– Да я как-то и всерьез к этому и не отнесся.
– Он ведь какой, – пожурил ученый, – с ним ухо надо востро держать.
– Пожалуй, охрана-то не пропустит никого к нему, – нахмурился Егор. – Придется нам самим по очереди дежурить на входах.
– А вы думаете, что молодежь пойдет? – засомневался Толик.
– Вот молодежь-то и пойдет. Зрелые люди вряд ли. Они уже в жизни определились. И, кроме того, в силу Петра еще не верят. Они за ним пойдут, только если Президент его зов подтвердит, а молодежь пойдет.
* * *
– Виктор Александрович, – показалось на экране компьютера лицо Александра Викторовича, – простите, что отрываю от дел!
Уже оттого, что Александр Викторович связался с ним по скайпу по прямому каналу, минуя службу помощников и секретарей, была очевидна важность сообщения. Виктор Александрович приготовился услышать тревожные новости.
– Несколько минут назад Петр Алексеевич объявил, что решил армию сторонников созывать? Он заявил об этом в «Макдоналдсе» на Пушкинской площади.
– Сразу армию? Не сторонников, а армию сторонников?
– Вот и я о том. Что он задумал? Перебаламутит нам народ!
– Рано он действовать взялся. Не разобрался еще. Держите меня в курсе. До связи.
«Что он задумал? – пытался проникнуть в петровские мысли Виктор Александрович. – Помочь мне избавиться от бремени власти? Не о том он мне говорил! И что же, я буду спокойно смотреть, как он будет набирать силу и сторонников, осваиваться в современной жизни, чтобы потом заявить свои права?»
Президент бессонной ночью обдумывая создавшееся положение в Кремле.
«А интересно, как он будет это делать? У нас ведь теперь, дорогой Петр Алексеевич, страна демократическая. У нас глава правительства выбирается народом, – мысленно обратился он к Петру и сам же продолжил: – Напугал! Народом. Интересно, кого выберут – его или меня? Вот задача! Практически неразрешимая!»
– Ты что, Витя? – проснулась жена.
– Его выберут, его! Сегодняшний – всегда нехорош! – пробормотал он, ворочаясь в постели. – А старый конь борозды не портит!
– Вот заработался, бедняга! – пожалела жена. – И во сне пашет!
Глава 20. Объясняющая
Я нашел, друзья, нашел,
Кто виновник бестолковый
Наших бедствий. Наших зол.
Виноват во всем гербовый,
Двуязычный, двухголовый,
Всероссийский наш орел.
Правды нет оттого в русском мире,
Недосмотры везде оттого,
Что всевидящих глаз в нем четыре,
Да не видят они ничего;
Оттого к двуличности привычны,
Оттого мы храбры на словах,
Что мы все, господа, двуязычны,
Как орел наш о двух головах.
(Василий Курочкин)
Петр заметил перемену по отношению к нему со стороны Президента. Вместо крепкого рукопожатия, приветственных слов вежливая сдержанность и настороженность. Поразмыслив над этим вопросом, Петр зашел к Виктору Александровичу в кабинет, прерывая доклад секретаря о текущих делах. Президент зна́ком показал тому удалиться.
– Не по тебе что-то, вижу. Сказывай. Что зубы втихаря точить!
– Движение сторонников Петра, – отчетливо произнес Президент, не отрывая глаз от бумаг.
– Что, доложили уже? – Петр удобно уселся на кресле. – И ты меня в самозванцы записывать решил? Самозванец с того света! – рассмеялся он.
Президент бросил на него короткий раздраженный взгляд.
– Да ты не гневись! – подался вперед Петр, – тревога мне твоя знакома. Сам не раз ночами глаз не смыкал, ногти грыз. Да токмо не супротивник я тебе!
Президент усмехнулся, но ничего не ответил.
– Не веришь! Что ж, к завтрему утру у тебя сумнений боле не будет. Дай мне бумаги две.
– С чем? Какие? – не понял Президент.
– Не замаранные. И перо.
Взяв из рук Виктора Александровича бумагу и ручку, Петр сел за стол и стал писать.
– Вот это – слева, что к сердцу ближе, – письмо мое Катеринушке. Скучаю я по ней. И пишу, как наболит. А вот эта бумага с деловой руки с царским указом – тем, что делает меня врагом твоим. Ты ведь боишься, что я на твое место пришел? Вот я тебя и освобождаю от него по сему указу.
Лицо Президента окаменело, он ничем не выдал своего волнения.
– Вот моя царская печать. С собой в гроб ее взял, ею и скреплять слово свое буду. Возьми обе бумаги в сохранное место, чтоб глаз с них не спускал! Да ты и так не будешь, – засмеялся царь. – Золотой бы на тебя поставил, что спать пойдешь – под подушку положишь! Так вот день еще тебе на меня зверем смотреть. А поутру завтрему оглядим их опять, вот тогда ты все и поймешь! Только уговор: разом прочти, ежели хочешь, но чтоб до утра в них боле не заглядывал.
Сказав, что хотел, Петр вышел из кабинета, оставив Президента в еще бо́льших сомнениях.
Эту ночь Виктор Александрович спал куда хуже. Он то доставал папку с бумагами из сейфа и клал под подушку, то, сердясь на себя, возвращал ее в сейф.
На следующее утро Петр с усмешкой взглянул на его круги под глазами и сказал:
– Тяжела ты, шапка Мономаха, токмо каждый хочет, чтоб давила его голову, нежели кого другого! Ну, давай ныне на бумаги глядеть.
Президент встал из-за стола и, пытаясь унять колотящееся сердца, пошел к сейфу. Достал папку и положил на стол.
– Смотри, чего медлишь, – поторопил его Петр.
Виктор Александрович достал два листа бумаги и внимательно посмотрел на них, не поверил, поднес к глазам.
– Ничего не понимаю… – недоуменно произнес он. – Я не спускал с них глаз! Подменили! Письмо на месте, а вот указ ваш, Петр Алексеевич исчез. Вместо него – лист пустой.
– А не уронил ли ты его, грешным делом, в место отхожее? – хитро прищурился Петр.
– Из рук не выпускал.
– А может, каким другим случаем от писанины моей избавиться решил?
– Говорю же, со вчерашнего дня в папку не заглядывал, но все время под контролем держал.
– Знаю, что душой не кривишь, – устало вздохнул Петр. – Вот это я тебе и пришел сказать. Нет силы в моем указе! Была, покуда время мое было, а ныне – это твое бремя! Я здесь, чтоб на твоей стороне стоять, а не супротив тебя идти!
– Ничего не понимаю… – озадаченно вздохнул Президент. – Что, симпатические чернила? Да нет, моя же ручка была, и бумагу я
