осталось все это перевести и обработать, может быть, уже весной смогу закончить книгу, вы ее получите одним из первых, пообещал он. Пожалел, что профессор не дожил, ведь там будет и два письма митрополита Стратрат…, — он опять не смог выговорить «Стратимировича», — причем из того периода, когда он уже помирился с Досифеем. Тесса остается, и я надеюсь, что через нее мы будем поддерживать связь, добавил он. Да, перебила она, я остаюсь. Владо говорит, что мой случай — хождение по мукам, но с плоскостопием. Твердит, что передо мной стоит вечный русский вопрос — что делать? В сущности, так оно и есть. Письма, которые я ищу, судя по всему, я найти не смогу, теперь мне уже ясно. Тогда мне нужно или отказаться от романа, или довольствоваться тем материалом, который у меня есть, что существенно меняет жанр. Если, следуя идее профессора, я решусь на параллельные путевые заметки, то окажусь в еще большем затруднении, потому что речь не о произведении Марко Поло, а о почти неизвестной книге некой мисс Пардоу. Чтобы дать читателю возможность сравнить обстоятельства разных эпох, следовало бы рядом с моим текстом приводить абзац за абзацем текст из ее книги. И чего я тогда добьюсь? Покажу, что вещи с течением времени меняются, а это всем прекрасно известно, и что моя предшественница из девятнадцатого века была романтична, что совершенно естественно. И вот опять передо мной русский вопрос — что делать? Я попытаюсь написать книгу на основании заметок, которые веду с тех пор, как сюда приехала. Что-то вроде романа об этом исследовании. Как вы думаете, обратилась она к Геде. Здесь бы это с удовольствием читали, согласился он, а там — уж не знаю. Надеюсь, что и мне удастся еще раз приехать, сказал Томас при расставании, стискивая Геде руку. Я не отказался от мысли разыскать патент на ту скрипку. Вы должны мне помочь. Геда пригласил его приезжать, когда захочет. Видите, здесь хватит места для всех.
Вы двое любовники? — спросил Томас Летича и Тессу на аэродроме, когда они сели выпить кофе, прежде чем его пригласят в самолет. Они промолчали, Летич с чувством большой неловкости. Несмотря на это, Томас повторил вопрос. Нет, сказал Летич. Да, ответила Тесса. Выпили кофе. Не беспокойся, я позвоню уже сегодня вечером, нежно обнимал ее Томас, пока они долго прощались перед эскалатором. Летич уже был у выхода, и прямая линия табачного дыма устремлялась ввысь из его правой руки.
После поминок на полгода, в середине марта, Геда посадил на отцовской могиле куст лилий. Он даже съездил в питомник «Лилиом», недалеко от венгерского городка Байя, чтобы купить рассаду, так как знал, что там выращивают лучший сорт этих цветов, какой-то очень живучий, японский, устойчивый к различным климатическим условиям. Попросил как можно бережнее упаковать ему десяток стеблей, которые долго выбирал, упаковку положил на переднее сидение, ехал медленно и часто посматривал на сверток в страхе, чтобы случайно не поломались хрупкие ростки благородного цветка, который столь тесно связывал его с отцом.
Кустик принялся, хотя поначалу был немного чахлым. За ним ухаживали все, а больше всех госпожа Эмилия. Она была полна решимости сохранить его любой ценой. Регулярно поливала до восхода солнца, а иногда и по два раза в день, руками рыхлила землю, которую приносила из сада, нежно подвязывала стебельки к колышкам, чтобы их не согнул ветер, после сильного дождя бегом бежала проверить и поднять какой-нибудь прибитый к земле росток. Мало-помалу кустик ожил и разросся. Теперь на нем каждый год появлялось и надолго оставалось по нескольку райских цветков с печальным ароматом. Увидев его в цвету первый раз, старушка ласкала прекрасные раскрытые чашечки и разговаривала с ними, как с живыми. Это папа из них смотрит на нас, сказала она Геде.
Каждый раз, приходя на отцовскую могилу, он говорит: папа был гением, я и мизинца его не стою. Похоже, это и впрямь было выражение, передающееся по наследству в семье Волни, как однажды заметил Милан, ведь потом его часто будет повторять и маленькая Мила.
В доме Волни жили по распорядку, установленному неведомо когда, немного изменявшемуся, только если были гости, или когда Геда бывал в отъезде. Хозяйство долгие годы у них вела опытная Йохана Шентолер, урожденная Райкич, отчасти член семьи, нежно называемая Йоханесса, унаследовавшая эту работу от своей матери, Гединой няни, Аницы, которую он в своих записках называл «наша баба Райкичка» и говорил о ней с огромной нежностью, как будто она на самом деле была ему родной. Она, правда, нам родная, всегда повторял он отцовские слова, когда бы о ней ни упомянули. У нас столько родственников, которые никогда даже не поинтересовались, живы ли мы, а она была с нами в тяжелейшие моменты. Эта женщина во множестве важных обстоятельств выказывала им свою огромную преданность, а они умели это уважать, да и вернуть долг.
Дамы занимались своей музыкально-преподавательской деятельностью так, чтобы ни в чем не нарушать главное семейное предназначение, а именно — служение коллекции и Гединому таланту. По утрам на улице часами слышался ритмичный отсчет: один-два-три-четыре, вместе с ученическим стуком по фортепианным клавишам в том же ритме. Это многочисленные ученики играли гаммы и легкие упражнения, как правило, с бабушкой Эмилией, потому что Ольга в это время ежедневно, кроме выходных, занималась преподаванием в школе. Позднее и Мила начала заниматься с учениками.
После совместного обеда, в послеполуденные часы, Йоханесса шла к себе домой, и остаток дня в доме Волни проходил под знаком хозяина знаменитой коллекции, исследователя и ученого, который это время проводил в своих комнатах. Когда бывали гости, распорядок подстраивался под них, о чем договаривались заранее. Они жили очень тихо, в стенах своего дома, в тени коллекции, за ее счет и для нее, в самом сердце городка, а на самом деле за тысячи километров от него, именно так частенько горожане и говорили.
Встречали и провожали с соблюдением приличий, поминали и отмечали без шума, грустили и радовались, как положено, многого не ждали, но немногое проходило мимо них. Кроме постигшей и опечалившей их потери, у них бывали и праздники, проходившие вне обычных семейных торжеств. Отметили аттестат зрелости Милы, затем выпускной концерт в средней школе, поступление на педагогическое отделение Музыкальной академии, сдачу первых экзаменов. С удовольствием наблюдали за ее взрослением. Все шло своим чередом.
Однажды в субботу Йохана, которая всегда очень осторожно вытирала пыль, будто прикасаясь к святой воде, случайно уронила несколько флакончиков, а
