заместителей, которые якобы должны были помогать ему в огромной и сложной работе по становлению и укреплению инквизиции. На самом деле они получили право обжаловать любые его решения, и это было воспринято Торквемадой как оскорбление дела, которому он посвятил всю свою жизнь.
Это не могло не нанести сильнейший удар по мощи Торквемады. Новые инквизиторы, назначенные папой, разделили с ним его власть, и титул генерального инквизитора потерял свое прежнее значение.
Вне всяких сомнений, Александр VI у себя в Ватикане был врагом Торквемады. Конечно, он решил, что Торквемада обладает слишком большой властью. Однако генеральный инквизитор догадывался, что вражда между ними возникла из-за другого. Это было желание человека с чрезмерными плотскими запросами, которые тот даже не старался побороть, очернить и оклеветать другого человека, полностью отказавшегося от всех мирских соблазнов.
И вот теперь, когда Торквемада был близок к смерти, Александр VI решил нанести ему еще одно оскорбление.
На площади перед собором Святого Петра римский папа теперь собрал евреев, многие из которых были изгнаны из Испании. Александр VI просто издевался над Торквемадой. Впрочем, а почему бы не сделать и более суровый вывод – он просто смеялся над самою церковью, которую так умело использовал ради своей личной выгоды. Он приказал провести на площади службу, и больше сотни последователей иудаизма и беженцев от гнева Торквемады потом были отпущены без каких бы то ни было наказаний. На них даже не надели санбенито…
Александр VI отпустил их всех до единого, словно благочестивых и добропорядочных граждан Рима. Алчный Родриго Борджиа всегда охотно проворачивал выгодные дела с евреями и с маврами, и именно таким образом он сколотил свое огромное состояние, которое и помогло ему достичь папского престола…
Когда Торквемада думал об этом, он крепко сжимал кулаки. Это было прямым оскорблением, и не только ему лично, но и всей испанской инквизиции. «Я лежу здесь, – размышлял старик, – мне семьдесят восемь лет, и я готов до конца своей жизни служить матери-церкви и святой инквизиции. Но мое тело уже не подчиняется мне и неспособно воспротивиться подобному бесчинству!»
* * *
16 сентября 1498 года Торквемада позвал к себе своего секретаря и сказал ему, что чувствует, что конец близок. А еще он сказал, что не желает, чтобы его хоронили с почестями, что его следует просто положить на общем кладбище среди братьев его монастыря.
Генеральный инквизитор тихо лежал на жестком тюфяке, и силы медленно уходили из него. Вскоре он перестал понимать, где находится. Ему грезилось, что он поднимается куда-то вверх, и там звучит красивая музыка…
* * *
Одни считают Томаса де Торквемаду святым, другие – величайшим злодеем. За сухими строками приказов и распоряжений Торквемады трудно разглядеть, каким он был на самом деле. Как будто это был не человек из плоти и крови, а некий робот, само воплощение должности генерального инквизитора. Того, кто посылает людей на смерть, чтобы спасти их души.
Торквемада был похоронен в часовне построенного им монастыря Святого Томаса в Авиле.
Могила эта сохранялась до 1836 года, а потом ее разрушили экстремистски настроенные испанские либералы. При этом они заявили, что фанатик Торквемада, заставивший стольких людей страдать, должен сам пострадать посмертно, что ему, приказавшему извлечь стольких людей из могил, чтобы надругаться над их останками, суждена точно такая же участь.
Итог деятельности инквизиции при Торквемаде
В XIX и XX веках очень многие стали называть Торквемаду преступником, ставя его в один ряд с Адольфом Гитлером и ему подобными.
А началось все с Хуана Антонио Льоренте, который первым произвел детальные подсчеты. Он писал:
«Томас де Торквемада, первый генеральный инквизитор Испании, умер 16 сентября 1498 года. Его злоупотребление своими безмерными полномочиями должно было бы заставить отказаться от мысли дать ему преемника и даже уничтожить кровавый трибунал, столь несовместимый с евангельской кротостью. Надо согласиться, что число жертв за восемнадцать лет с его утверждения достаточно оправдывало эту меру. Я думаю, что не выйду из границ намеченной цели, установив здесь их подсчет»[222].
Сразу же оговоримся: Хуан Антонио Льоренте пишет о восемнадцати годах, но Томас де Торквемада стал генеральным инквизитором Кастилии, а потом и Арагона лишь осенью 1483 года, то есть формально он находился во главе испанской инквизиции не восемнадцать, а пятнадцать лет.
Казалось бы, невелика разница. Однако далее Льоренте, который сам в 1785–1801 годах занимал ряд должностей в учреждениях инквизиции, включая должность секретаря инквизиции в Мадриде, уже ошибшийся один раз, производит более сложные математические операции. При этом он сам оговаривается, что для того, чтобы сделать это, «надо прибегнуть к методу приближения»[223].
«Метод приближения» Льоренте достаточно оригинален. Если не сказать, что он отличается чрезмерной тенденциозностью. Во всяком случае, следуя «намеченной цели», этот автор включает в общий итог деятельности Торквемады жертвы инквизиции до его вступления в должность генерального инквизитора, а также жертвы инквизиции на неподвластных непосредственно Торквемаде территориях.
Для начала Хуан Антонио Льоренте пишет:
«Хуан де Мариана[224] утверждает на основании старинных рукописей, что в первый год инквизиции в Севилье сожгли две тысячи человек, что такое же число было сожжено фигурально[225], и что семнадцать тысяч человек подверглись публичному покаянию. Я мог бы говорить без боязни преувеличения, что другие трибуналы осудили столько же лиц в первый год своего учреждения; но я уменьшу это число в десять раз, потому что доносы свирепствовали в Севилье сильнее, чем в других местах.
ЧТОБЫ БЫЛО ПОНЯТНО
В конце Средних веков в случае, если преступник к моменту вынесения приговора умирал или не был пойман, казнь осуществлялась символически. Таким же образом приводился в исполнение приговор в отношении нематериальных сил (чертей или демонов). Наказания in effigie осуществлялись вплоть до начала XIX века. В XVI–XVII веках при этом вешали или предавали огню соломенную куклу, которая изображала осужденного; в XVIII веке для обозначения преступника его имя писалось на табличке, которую палач прибивал гвоздями к виселице.
Андрес Бернальдес, историк этой эпохи, говорит, что с начала 1482 года включительно по 1489 год в Севилье было сожжено семьсот
