согласна, Ильюшенька, только увези меня отсюда куда-нибудь. Нет моих сил каждый день смотреть на места, где я была счастлива в прежней своей семье». Тут мне предложили место кожевенника в Городищах. Недалеко, но всё одно — иная жизнь. Перебрались туда, сводил её под венец.
Проходит год-другой, а детей нам Бог никак не даёт. И жена загрустила. Всё ходит к Синь-камню на берег и подолгу на озеро смотрит, даже зимой. А в любовных делах стала холодна, словно ледышка. «Зачем ты меня тогда спас, — говорит. — Там, в тёмном омуте, мне — самое место». И такая тоска на наш дом опустилась, что, когда пошёл рекрутский набор, я без всякого жребия согласился. И ушёл, даже не попрощавшись.
Так и не знаю, что с ней сейчас, жива ли. Сослуживцы потом говорили, что может и не баба она вовсе. Что перед тем, как я её из озера вытащил, она утонуть успела. И обернулась нежитью — водяницей. А, ежели так, то я ещё легко отделался. Говорят, русалки специально подлавливают холостых мужчин, женят на себе, и потом делают всё, чтобы сжить благоверного со свету. Дескать, прибавляет им это волшебных сил и долголетия.
Меня она, получается почти сжила — после неё на баб я вообще смотреть не могу. А саму Ненилу вроде бы потом видели на болоте у села Берендеево. Там тоже стоит свой синий камень. Рассказывают, что сидела красавица на нём, и мокрые волосы расчёсывала. А кто замечал мою жёнушку — начинали плутать. И по нескольку дней дорогу домой из лесу не могли отыскать.
— Сколько же в ваших краях демонских камней? — извлёк иеромонах свою пользу из рассказа бывшего рыбака.
— Говорят больше десятка72, — отвечал солдат. — Но страшен не тот камень, что лежит в земле, а тот, что на сердце.
* * *
На одном из хуторов Святоша разговорился с Иваном Елецким — это был ещё один необычный солдат. Взять хотя бы то, что всего год назад он состоял в другом полку в чине капитана. Однако очень неудачно съездил в фуражную экспедицию в село Богородское Ярославского уезда. Там он сцепился к каким-то наглым мужиком. Во время спора богородец назвал офицера «скотиной» и указал, что тот «служит не Богу, а дьяволу». В ответ Елецкой отлупил своего обидчика плёткой так, что тот навсегда остался калекой.
Потом выяснилось, что сестра пострадавшего имеет давнюю полюбовную связь с богородцким помещиком Степаном Григорьевичем Телепнёвым. И по наущению той сестры дело дошло до суда. Капитана признали виновным по всем пунктам, и отдали в наказание в солдаты. В следствие ли этого потрясения, или по причине иных умственных усилий… Но Елецкой стал яростным врагом покойного емператора Петра Первого. И поносил бывшего венценосца буквально на каждом шагу.
— Вы напоминаете мне одного знакомого, который всерьёз утверждал, что Петра Алексеевича в юности подменили немцы и дальше вертели русским царем как им вздумается, — Савелий решил не смущать бывшего офицера тем, что данные измышления производили раскольники (хотя может и зря).
— Наверняка т-т-так оно и есть, — с пылом подхватил Елецкой, который ещё и заикался. — Ничем иным привязанность нашего емператора ко всему немецкому не объяснить.
— Но благодаря Петру Великому наша армия сумела отстоять страну и от шведов, и от османов, и от персов, — не соглашался иеромонах. — Сейчас мы с вами в Лифляндии тоже по той причине. Пределы государства Российского расширились неимоверно — посему государь и стал емператором.
— Пределы государства Российского расширились неимоверно благодаря казакам, татарам и полкам нового строя в Сибири. Те бойцы, что принесли там славу русскому оружию и те, что приносят по сей день, отношения к воинским п-п-переменам Петра Алексеевича никогда не имели.
— Но в Сибири нам противостоят орды дикарей и безобидные лесные племена, а здесь — сильнейшие армии мира.
— Полноте, доведись этим дикарям сойтись с теми же шведами, они после первого же боя гнали бы их до самого Стокхольму. Вы всерьёз полагаете, что, освоив экзерциции73 и надев чулки, мы стали г-г-грозными солдатами? Посмотрите, во что превратилось русское войско по наущению покойного емператора. Вы разве не видите, кто нами командует? Это же просто немецкие отряды за русские деньги и под русскими знаменами.
— Но солдаты-то почти все русские. А также большинство офицеров. И потом ещё есть казаки, воюющие как встарь. Калмыки, в конце концов.
— Все мы здесь марионетки. Вот увидите, батюшка: вскоре нас отправят не спасать южные земли России от крымцев и осман, а по каким-нибудь д-д-делам саксонского короля или иного немецкого правителя…
К июлю лифляндский корпус под командованием рижского губернатора генерал-аншефа Петра Петровича Лассия74 получил предписание вступить в пределы Польши. Русским солдатам предстояло успеть на выборы короля польского и великого князя литовского, которые устраивала на сейме в Варшаве шляхта. Одним из претендентов на корону оказался курфирст Саксонии Август III.
Глава двадцать третья. Висла
Апреля 29 дня 1734 года, Градова гора близ Данцига, Восточное Поморье
Кучка песка не в стоянии поглотить бескрайнее море. Но может проявить беспримерную отвагу — и попытаться. На Балтике Святоша увидел дюны, выгрызающие жизненное пространство у волн, шаг за шагом. Правда, чтобы продвинуться хоть бы на сажень вперёд, эти исполины готовы потратить века… А у русских солдат времени практически нет… У нескольких полков, которые без навыка и почти без осадной артиллерии штурмуют одну из самых грозных крепостей Европы — Данциг.
Дорогу к этому городу из Лифляндии монах запомнил надолго. Сначала корпус Лассия (с Великолуцким полком в составе) через Курляндию вошёл в Литву. Затем, практически не встречая сопротивления, — двинулся на Варшаву. И это всё называлось просто марш-броском, но не войной. Да в общем-то войной до поры до времени и не было. Главными неприятелями наших солдат оказались дождь и набухшие дороги. Двенадцать тысяч человек разом завязли в грязи. А сейм, разумеется, не стал их ждать.
В последний день августа польский примас под холодным ливнем восемь часов кряду спрашивал у 60-тысячной шляхетской толпы у здания Сената: «Кого желаете в короли?». А толпа отвечала: «Да здравствует Станислав!». Так зять короля Франции Лещинский75 был возвращён на трон. В ознаменование этого события варшавская чернь разгромила дома русского и австрийского послов. А у дворца представителя курфирста даже случился небольшой бой, поскольку охранявшие его саксонские гвардейцы оказали сопротивление.
Правда, через десять дней новый монарх в сопровождении четырёхтысячного отряда бежал на север — в Данциг. Торопился
