По очень многим причинам. Потому что мне надоело быть бесполезной. Потому что я решила, что лучше умереть, если это нужно для завершения Служения. Потому что Алодия, или Химена, или лорд Гектор не колебались бы на моем месте. Потому что пора повзрослеть.
— Это воля Господа, — говорю я ей. Лицемерный и слабый ответ, потому что когда доходит до Божьей воли, я становлюсь ягненком, потерявшимся в ежевике. Но озвучить реальные причины слишком трудно.
Умберто, приближаясь к нам, забрасывает рюкзак на одно плечо.
— Сегодня мы должны добраться до пещеры, — говорит он. — Хакиан отправится вперед, проверит, не обнаружили ли ее. Если что, у меня есть на примете еще одно место, хоть не такое удобное.
Он поворачивается к востоку, и, когда мы следуем за ним, холод пробирается по моим ногам. Я молюсь быстро и страстно до тех пор, пока мускулы не расслабляются, а ходьба не становится естественным движением. Я делаю как раз то, что советовал отец Алентин, я должна молиться вопреки сомнениям. Я болтаю с Господом без остановки, говорю ему о своих страхах, о том, как болят мои ступни, даже о ящерицах, снующих у меня под ногами, и о ястребах, кричащих в небе. Интересно, смешит ли его моя бездумная трескотня, а может, он вообще не обращает внимания. В любом случае, Божественный камень греет меня, пока я продолжаю.
Передвигаться с осторожностью, ведя одностороннюю беседу, — не самое простое дело, особенно для меня. Моя голова и так достаточно занята тем, что день ускользает. Меня удивляет внезапное явление Хакиана, на его лице хитрая ухмылка.
— Пещера чиста, — объявляет он. — Вход преотлично зарос.
Умберто заметно расслабляется. Я и не замечала, что он так напряжен. Он ведет нас по сухому руслу. Оно узкое, пыльное и заросло колючками, так что весть о том, что мы должны ждать тут до вечера, огорчает меня. Умберто улыбается, видя мою гримасу, и говорит:
— И опасайся гадюк!
Я гляжу на него, потом прислоняюсь к неровной стене и закрываю глаза. Я говорю Богу, что мечтаю искупаться в бассейне в нашей деревне и потом пообедать сочным ягненком и приготовленной на пару морковью.
Нам не приходится долго ждать, потому что солнце в холмах исчезает раньше, чем на равнине. Необходимость идти тихо как никогда велика, но в красноватых сумерках я не могу хорошо разглядеть, куда мне надо наступать. Каждый щелчок из-под моих ботинок рождает громкое эхо, оповещающее о моем движении. Моя отчаянная молитва перестает быть молчаливой, и я шепчу, пока мы крадемся к пещере. Удивительно, но никто не шикает на меня.
Ночь наступает, когда мы продираемся через кусты ежевики, вокруг валунов, поднимаясь все выше и выше. Наконец тенистый можжевельник расступается и обнажает темноту более глубокую, проколотую звездами и смазанную с нижнего края огнями армии Инвьернов. Хакиан манит нас вперед, к краю большого утеса, и мы смотрим вниз, в огромную долину. Пятна лагерных костров, словно свечи на бархатной скатерти, усеивают холмистое пространство, развернувшееся настолько далеко к северу и югу, насколько я могу разглядеть, и к западу, на склоны Сьерра Сангре.
— Господи… — шепчу я.
Хакиан ведет нас по кромке узкой оленьей тропой. Мы крадемся бочком, крепко вжимаясь спиной в стену утеса. В темноте это самая опасная часть нашего путешествия. Но я едва обращаю внимание на это. Все, о чем я могу думать, это размер армии Инвьернов и странная маниакальная вера, заставившая моих компаньонов привести кого-то вроде меня через континент, чтобы спасти их от такой армады. Впереди я слышу шорох, это Хакиан раздвигает ветви, чтобы обнажить вход в пещеру: маленький кусок тьмы, еще более темной, чем ночь вокруг нас. Один за другим мы проскальзываем внутрь. Тотчас же воздух охлаждает и увлажняет мою кожу. Я чувствую, как чья-то рука берет меня за руку — это Умберто.
— Ступай осторожно, Элиза, — шепчет он, ведя меня вперед, потом за поворот. Я ничего не вижу, но следую за ним без вопросов, мой разум в тумане, потому что ледяные лианы протянулись из живота вокруг моего тела. Я прервала молитву.
Гулкий удар огнива о кремень раздается почти мгновенно, вспышка ослепляет меня и слепит еще долго, даже когда ослабевает до огонька свечи. Косме поднимает свечу над головой, освещая высокий потолок со сталактитами.
— Давно я тут не была, — говорит она мягко.
— Мы любили тут играть, когда были маленькие, — объясняет Умберто мне на ухо. — Весной через ту пещеру льется небольшой поток, в нем здорово плескаться.
— А свеча — это не опасно? — спрашиваю я.
— Нет. В следующей пещере можно даже костер разжечь.
Пещера, о которой он говорит, представляет собой небольшое круглое помещение с мягким песком на полу. Но что более важно — вход в нее маскирует огромный столб известняка, выступающий из земли. Вся система пещер в результате весенних паводков засыпана сухими ветками, так что у нас нет проблем с тем, чтобы найти хворост для костра. Мы раскладываем спальники и вскоре уже потягиваем чай из сосновых иголок.
Белен первым дежурит у входа в пещеру, со стороны скалы. Я молюсь и согреваюсь, прежде чем заснуть.
Утро приносит тусклый свет. Как и в купальных пещерах позади нашей спрятанной деревни, солнце находит дорогу даже к глубинам земли. Я оказываюсь одна в известняковой пещере. После молитвы, приносящей тепло моим окоченевшим конечностям, я достаю из рюкзака перо, чернила и шкуру. Я хочу справиться со своей задачей.
Косме входит, как только я поднимаюсь, чтобы выйти. Она держит за лапы зайца, его уши чертят линии на песке.
— Уже приступаешь? — спрашивает она, указывая подбородком на шкуру в моей руке.
— Я не собираюсь тут разлеживаться.
У нее яркие глаза, и есть что-то замечательное в ее расслабленном настроении. Совсем другая девушка светится сквозь эту прекрасную кожу, девушка с добрыми глазами и доброй улыбкой. Возможно, ее разбудила встреча с призраками детства. А может, она просто рада, что мы добрались в целости и сохранности. Какова бы ни была причина, я понимаю, что Косме, и так милая, может быть невероятно красивой, если захочет.
Она хмурится.
— На что ты смотришь?
— Заяц… как ты?..
— Его убил Умберто, пращой. Он всегда пугается и приносит что-нибудь, если я угрожаю сделать суп на завтрак.
Я смеюсь.
— Он очень искусный, правда?
— Как и ты, мой брат любит, когда еду подают в больших количествах.
Я предпочитаю отнести эту шутку к разряду дружеских и поэтому улыбаюсь в ответ.
— Твой брат — мудрец.
— Он караулит у входа, можешь присоединиться, если хочешь. Я принесу вам завтрак, когда будет готово.
— Спасибо.
Я иду обратно, повторяя ночное путешествие по пещерам. Это не трудно, все, что мне нужно, это следовать ярчайшему лучу солнечного света. Умберто сидит, прислонившись к краю входа, его силуэт вырисовывается на свету. Колючие клубки мескитового дерева затемняют вход. Когда я делаю шаг вперед, Умберто кладет руку мне на колено.
