Глава 19
В тишине мы идем два дня, избегая простых ущелий и мягких склонов в пользу оленьих троп, которые цепляются едва заметно на крутых склонах, замаскированные корявым можжевельником и колючими кустарниками. Умберто решительно ведет нас, я иду следом за ним.
Божественный камень согрелся, как только мы оказались вне досягаемости вражеского разведотряда. Но с тех пор он стал постепенно холодеть, сигнализируя о возрастающей опасности. Поэтому я не удивляюсь, когда мы взбираемся на вершину и видим Сьерра Сангре в лучах заходящего солнца, а у подножия гор, словно развернутое одеяло, рассеяно свечение.
— Армия Инвьернов, — сбоку от меня шепчет Умберто. — Все еще больше, чем в одном дне пути. И костры в их походных кухнях сияют, словно города.
— Вражеские врата, — шепчу я, хватая его за руку.
— Возможно, — отвечает он, большим пальцем гладя тыльную сторону моей ладони. — Элиза. С тобой ничего не случится, я не позволю.
Это милые сердцу слова, но даже Умберто не сможет защитить меня от целой армии. Я смотрю на его профиль и говорю:
— Спасибо.
Он отпускает мою руку, когда остальные взбираются на холм следом за нами.
— Мы должны разбить лагерь до того, как сядет солнце, — говорит он и спускается вниз. Я очень стараюсь сохранять темп.
Мы не осмеливаемся разводить огонь этим вечером. Сидим в кружок на наших спальниках, спрятавшись в пещере, и грызем вяленую оленину. Очень скоро я проголодаюсь снова, но зато у меня больше не болит голова. Оглядываясь кругом, я замечаю, что невесело не мне одной. Я хихикаю.
Косме подается вперед, другие поднимают брови в удивлении.
— Здесь что-то веселое, ваше высочество?
Я ухмыляюсь.
— Думаю, мы скучаем по твоему супу из тушканчиков.
Белен и Умберто тихо смеются, а Косме пытается сделать обиженный вид. Хакиан беззаботно глядит в горы. Он всегда такой тихий, обособленный. Несмотря на месяц, проведенный в пустыне бок о бок, он остается для меня почти незнакомцем. Иногда я забываю, что он вообще здесь.
— Ложитесь спать, — командует Косме. — Я первая покараулю.
Косме будит нас поздно.
— Они передвигаются рано утром, боятся жары, — объясняет она. — Раз мы так близко, надо оставаться на месте до полудня.
По-моему, ожидание более невыносимо, чем переходы. Когда я шагаю, мне есть чем занять голову. Например, можно думать о том, куда ставить ногу или как ужасно болят плечи. Мы скрываемся в относительном комфорте, напоминаю я себе, чтобы подбодриться. В итоге я не знаю, рада я или нет, когда мы наконец взваливаем на себя наши рюкзаки и следуем за Умберто прочь из пещеры, в темноту Сьерра Сангре.
Божественный камень становится еще холоднее. Я внимательно слежу за этим ощущением, потому что боюсь не отреагировать на какое-нибудь незначительное изменение, которое будет означать сигнал тревоги. Мой живот и все мышцы напрягаются. Когда Косме командует располагаться на привал, меня трясет от озноба.
Мы укрываемся в сосновой роще. Я дважды роняю спальник, пытаясь расстелить его на одеяле из сосновых иголок.
— Элиза? — слышится взволнованный голос Умберто. — Ты вся дрожишь.
Я киваю и делаю судорожный вдох:
— Холодно тут.
Он прикасается к моей щеке, и я окунаюсь в его тепло.
— Боже! Элиза, у тебя ледяная кожа!
Он бежит к своему рюкзаку и вытряхивает оттуда огниво.
— Что ты делаешь? — спрашивает Косме, когда он пробегает мимо нее вниз, держа в руках кремень и огниво.
— Нам нужен огонь, быстро, пока не село солнце.
— Нет!
— Нам надо согреть Элизу!
Косме поворачивается ко мне.
— Это из-за Божественного камня?
Я киваю.
— Кто-то приближается? — спрашивает Белен.
— Я… я не знаю. Вряд ли. Просто становится холоднее. По мере того как мы приближаемся.
Косме закрывает глаза и трет переносицу.
— Так. Что, если она не может приблизиться к армии?
Остальные смотрят на меня с тревогой. Даже сквозь мою ледяную лихорадку я могу прочесть мысль, которая крутится у них в головах. Что, если мы протащили ее весь этот путь впустую?
— Огонь почти готов, — говорит Умберто. — Еще секунду.
Мы зашли так далеко. Меня наполняет ужасом мысль о возвращении в деревню без результата. А сейчас мои товарищи рискуют быть обнаруженными, только чтобы согреть меня.
Я кладу пальцы на Божественный камень. Его холод просачивается сквозь одежду. «Господи, — молюсь я мысленно. — Что я должна делать?» Как всегда, камень отзывается вибрирующим покоем. Мой живот начинает согреваться.
— Умберто! — шикаю я. — Погаси огонь!
Я закрываю глаза и улыбаюсь. «Спасибо, Господи. Если я должна молиться всю ночь и весь следующий день, я это сделаю». Тепло расползается по телу, от спины к рукам. Я слышу хруст ломающихся веток, это Умберто затаптывает костер.
Я смотрю на них, чувствуя себя расслабленно и растерянно.
— Я должна молиться, — объясняю я им. — Пусть каждый из вас будит меня, заступая на дежурство, чтобы я могла согреться.
Умберто снова кладет ладонь на мою щеку, словно только затем, чтобы проверить температуру.
— Этот Божественный камень — странная вещь, — говорит он, и я вижу облегчение на его лице. Обращенные на меня взгляды остальных — смесь благоговения и тревоги.
После того, как мы расстилаем наши спальники, Белен удивляет нас, доставая из рюкзака буханку хлеба.
— Я его берег, — говорит он. — Для нашей последней ночи перед тем, как дойдем до армии. Наверное, он уже совсем высох.
Умберто хлопает его по спине.
— Ты хороший парень, Белен.
Я произношу вслух молитву перед трапезой и продолжаю мысленно молиться, пока мы едим. Хлеб действительно сухой и смятый, но в нем много инжира и орехов. Я засыпаю, прося Бога об отваге и ловкости, и благодарю его за то, что он вновь послал мне возможность ощутить удовлетворение и сытость.
Мы снова спим допоздна. Когда мы собираем наши спальники, я отвожу Косме в сторону.
— Если я не смогу вернуться, а вы сможете — обещаешь не бросать наш план?
Секунду она рассматривает мое лицо, потом кивает.
— Обещаю. Мальфицио оживет.
— Спасибо.
— Ты думаешь, что идешь на смерть.
— Я не знаю. — Я пожимаю плечами. — «Откровение» не проясняет этот вопрос. И Носители часто погибали.
— Тогда почему ты согласилась пойти?
