он сидел в комнате, глядел в потолок и думал о бессмысленности бытия. За три года в университете он понравился лишь одной девушке, да и то быстро от нее устал. Она постоянно заходила проведать его, в основном потому, что он месяцами не вылезал из кровати и пропускал лекции. Майкл и имени ее не помнит, только то, что оно было обычным. Стефани или Тиффани – имя, которое обрекало себя на небытие.
Они на пару глядели в потолок, задавались вопросами, вели философские диалоги, которые кончались его словами, как здорово было бы умереть здесь и сейчас, а она лишь смеялась; смеялась и говорила: «Так забавно, что ты как будто на полном серьезе это говоришь». Однажды он ответил: «А я серьезно», – и вся краска сошла с ее лица, словно она увидела саму смерть. С тех пор Майкл научился никому такое не рассказывать. Он не знал, как давно над ним висит этот дамоклов меч, но понимал, что лучше оборвать нить, чем ждать, пока он упадет сам.
Майкл открывает неизвестный труд на случайной странице и читает о некоем Гаспаре Янга, африканском рабе, который в 1570 году боролся за право жить свободно. Ему это удалось, и он основал независимый город в Мексике, получивший его имя.
Янга. Имя кажется знакомым и отдается где-то в памяти Майкла. Интересно, откуда он и как решил бороться, бороться, не сдаваясь, за свободу, до которой мог и не дожить. Янга. Напоминает слово в языке, который он должен знать, который он не стал учить, но слышал, как мать общается на нем со старшими. Он помнит, как пытался что-то сказать, а они смеялись и говорили, что у него ломаный язык, что он звучит, как белый, что стыдно не знать языка родной страны. Как будто это не они забыли научить мальчика. Интересно, что мы теряем, когда забываем национальные имена и язык, и что в нас остается скрытым, хотя должно вылиться в мир.
Часы летят как минуты, пока Майкл читает, совершенно поглощенный книгой. В двери щелкает замок. Он прекращает читать, поерзывая от нетерпения, но стараясь выглядеть спокойно. Дверь открывается, и заходит Белль с кучей сумок.
– Ты чего в темноте сидишь? – спрашивает она, включая свет. Майкл вдруг понимает, что сидел в темноте. Наверное, пока он читал, день прошел и унес с собой весь свет.
– Почему ты не звонила? – спрашивает он в ответ и спешит помочь с сумками. Он замирает и целует ее в губы, она вытягивает шею. Он обхватывает ее руками и целует с языком.
– Ммм, – стонет она, – мне нравится, но пакеты очень тяжелые.
– Ой, извини. – Они смеются. Он забирает у нее пакеты и относит на кухню, думая, насколько же это все знакомо, до жути. Удивительно, как что-то совсем новое так быстро становится родным.
– Ты все это купила?
– Да…
– Зачем?
– Чтобы есть, что за вопрос? – смеется она.
– Я к тому, что это ведь не обязательно.
– Ты мой гость. Я хотела что-то приготовить.
– Ты собираешься готовить?
– Да.
– Ух ты.
– А что?
– Не думал, что ты…
– Такая? – Белль фыркает, раскладывая продукты. – Ты что, прибрался? – спрашивает она.
– Да.
– Ух ты.
– А что?
– Не думала, что ты…
– Такой? – произносят они хором и смеются.
– Не стоило, ты же гость.
– Ну, я собирался прибраться и сделать ужин, но кольца на тебе еще нет, так что рано тебя баловать.
Белль в шутку шлепает его по руке, а он подыгрывает, изображая боль. Она притягивает Майкла и обвивает руками. По сравнению с ней он кажется сам себе больше, как будто вырос не только физически, но духовно. Они целуют друг друга в ее кухоньке, ее губы разгоняют кровь.
– Иди отдыхай, а я займусь ужином.
– Я могу помочь, – говорит он, а она смотрит на него, будто он ляпнул что-то совершенно абсурдное.
Майкл сидит на диване и снова берется за книгу. В воздухе витает запах готовки. Белль кидает на него взгляд, они смотрят друг на друга, посылая друг другу маленькие сигналы счастья.
– Как работа?
– Да знаешь, как обычно. Терпеть не могу работать с некомпетентными, но еще сложнее, когда некомпетентный твой босс, понимаешь?
– О да.
– И это еще не самое худшее. По дороге от станции ко мне пристал какой-то мужик, начал говорить: как дела, красотка, бла, бла, бла, мудак какой-то. Он шел за мной кварталов пять.
– Что?! Серьезно?!
– Урод. Меня это достало, я повернулась и отчитала его. Он уставился на меня, как провинившийся ребенок, и даже слова не сказал.
– Боже, кошмар. Даже не знаю что сказать.
– Пришлось пройти три лишних квартала, чтобы убедиться, что он отстал.
– Господи…
– Прости, не хотела тебя грузить, просто я в шоке.
– Все нормально. Могу представить…
– Понимаешь, некоторых женщин убивают из-за такого.
Майкл смотрит на нее так грустно, как только может, и подзывает сесть рядом. Она прекращает готовить и садится с двумя кружками чая на диван.
– Как ты узнала, что мне нравится зеленый?
– Ты похож на любителя чая, у тебя, наверное, и персональная библиотека для чтения есть.
– Да, хотелось бы. А может, мне нравится коффэ.
– Кофе.
– Ко-офэ.
– Кофе.
– Кофи.
– Ты что, пытаешься изобразить нью-йоркский акцент?
– Но вы ведь так произносите. Коф-фи.
– Пацан, если у тебя не получается… – Белль шуточно осыпает его ударами, между ними начинается полуборьба: он обхватывает ее руками и держит. Она кладет голову ему на грудь, вздымаясь и опадая вместе с ней.
– Ну я и грубиянка, даже не спросила, как прошел твой день, – говорит она, приподнявшись к нему и опустившись обратно.
– Хорошо, особо ничем не занимался. Весь день провел тут. О, я немного почитал. У тебя много книг на испанском. Ты его знаешь?
– Да, знаю, а что?
– Правда? Скажи что-нибудь.
– Tú tienes una gran cabeza.
– Ого, звучит очень сексуально.
– Не хочешь узнать, как это переводится?
– Как это переводится?
– «У тебя большая голова».
– О боже, – говорит Майкл, а она смеется. Он пытается спихнуть ее с дивана, и ему почти удается – она висит, держась за край. Белль визжит, кричит, хохочет, и он помогает ей забраться обратно.
– Я просто пошутила!
– Знаю.
– Придурок.
– Я тоже немного знаю испанский.
– О, правда?
– Guapa.
– И какую девушку ты пытался впечатлить, когда это выучил?
– Я еще знаю… «Bailamos, let the rhythm take you over, bailamos, te quiero, amor mío».
– Ты же просто спел Энрике Иглесиаса? Вот как, значит? Хитрая жопа.
– I can be your hero baby!
– Воу, ладно. Это было неожиданно. Даже на