боль, что рвалась наружу. Я видела счастливое лицо парня и мысль, что какая-то сука делает его таким, словно ржавым ножом рвала сердце. Но кто она? С Лю он не общается. Тогда кто?
45
Ника
Стас привез меня домой под утро. Удалось ли мне забыться? Нет. Я со Стасом почти поругалась, если честно, мне этого хотелось. Но нет, мой парень — джентльмен, он просто отвез меня домой, не реагируя на мои закидоны. Пообещал позвонить завтра.
— Как хочешь, — съязвила, выходя из машины.
Злость текла по венам вместе с алкоголем. Бурлила, кипела, не находя выхода. Я не хранила тишину, когда зашла домой, я нарывалась, но и тут никто меня не остановил. Лю только попросила быть потише. И с такой заботой и тревогой в голосе спросила, что случилось…
Яд, что копился во мне весь вечер, всё-таки выплеснулся наружу. Ее жалости я не хотела, поэтому просто легла и отвернулась, к счастью, сон пришёл быстро.
Я проснулась поздно, уже ближе к обеду. Голова болела, а во рту была настоящая клоака. Я отправилась в душ под живительные струи теплой воды. Успокоилась ли я за ночь? Нисколько. Все мысли, чувства вернулись и терзали меня с новой силой. Я шла в комнату, чтобы одеться после душа, ведь мама скоро позовет обедать. Дверь в комнату была приоткрыта. Когда я проснулась, Лю уже сидела над конспектами, а сейчас она с кем-то разговаривала по телефону. Я остановилась, прислушалась.
— Мне кажется, ты смеёшься надо мной, — говорит кому-то Лю.
— …
— Ты открыто со мной флиртуешь.
— …
— Ты смущаешь меня, — говорит она своему оппоненту, а потом замолкает, видимо, слушает ответ.
— Ты… — снова замолкает, а потом говорит. — Поздравляю с победой и… И целую.
Сомнений, кого и с какой победой она поздравляет, у меня нет.
Люба
Глаза в глаза. Мы обе молчим. Ника — со злостью, я — с чувством вины. Она закрывает дверь комнаты и нарушает затянувшуюся тишину.
— Ну что? Тебя можно поздравить? — ядовито шипит она.
— Ника… — глаза начинает щипать.
— Добилась его?! И как, довольна?!
— Ника… — в ее голосе столько боли, а в глазах злости и ненависти. И мне тоже больно. Меньше всего мне хотелось причинить боль своей сестре. Я любила Нику.
— Если бы ты только знала, как я тебя сейчас ненавижу, — продолжала шипеть она.
Я знала, я это видела сейчас в ее взгляде. Она сползает по двери на пол и прячет лицо в ладонях. Ее плечи начинают сотрясаться, она начинает плакать, сначала тихо, а потом все громче.
Я подошла ближе и присела рядом на корточки.
— Ника, — я положила руку на ее плечо.
По моим щекам тоже текли слезы. Мне было жаль себя и Нику.
— Не трогай меня, — оттолкнула она мою руку. — Не трогай! — она подняла на меня глаза. — Ты хоть знаешь, что мне пришлось терпеть ради того, чтобы быть рядом с ним? Сначала его Лиза, из-за которой он вообще никого не видел, потом все эти суки, а я терпела… — чуть ли не проорала она. — Мне было больно, но я знала, ему нужно перебеситься. Мы переспали с ним, ты знала? — на ее лице появилась ехидная ухмылка, она с превосходством посмотрела на меня. Она хотела сделать мне больно и ей это удалось. Тонкими иглами эта новость прошлась по моей душе, раня ее. — Одна ночь, — продолжила Ника, но уже на меня не смотрела, отвернулась. — Всего одна ночь… И он оттолкнул меня. Хотел избавиться, как и от других, — она стёрла слезы рукавом халата. — Я сплю с человеком, которого не люблю. Не хочу… Знаешь, как это? — смотрит на меня, словно в этом виновата я. — Это ужасно! Хотя, — она хмыкает, — тебе-то откуда знать, как это — провести ночь с кем-то… Или рискнешь? Дать адрес? Иди, покажи себя во всей красе…
— Ника, зачем ты так? — всхлипнула я.
Ее слова ранили, она была единственной (кроме родителей), кто никогда не говорил мне, что я ужасна. Ее поддержка всегда грела и дарила уверенность. И сейчас мне было так больно и обидно, что, казалось, я просто не выдержу той рваной раны, что расползалась внутри меня.
— Девочки, — раздался голос мамы за дверью. — Вы чего шумите? Обед на столе, пойдёмте есть.
Мы молчали. Снова просто смотрели друг на друга и у обеих по щекам текли слезы.
— Девочки, за стол, — донеслось из кухни. Но мы снова промолчали.
— Зачем? Я ведь не виновата, что он не хочет быть с тобой, — я говорила тихо, мой голос дрожал. — И ты прекрасно знаешь, что я не смогу… Зачем?
— Так и оставь его в покое. Зачем ты звонишь ему? Зачем даёшь надежду? Как долго он будет по-твоему терпеть всё это?
— Я не знаю, — уже не сдерживаюсь и всхлипываю все громче.
— Тебя устраивает, — продолжает добивать меня Ника, — Что в то время, пока он переписывается и общается с тобой по телефону, он спит с другими!? Вчера в клубе, когда мы отмечали победу, он, думаешь, думал о тебе, когда засовывал свой язык в рот другой?
— Замолчи, Ника, пожалуйста, — прошу ее, затыкая уши ладонями. Не хочу этого слышать и знать не хочу.
— Нет, я не буду молчать! Мне больно, пусть и тебе будет больно.
— Но если он с другими, зачем тогда он звонит мне? И почему ты злишься на меня, а не на них?
Ника ничего не стала отвечать, оттолкнула меня, я не удержалась и упала на попу. Она стала переодеваться, а я так и сидела на полу. Совершенно не понимая, что теперь думать и, главное, делать.
Ника, переодевшись, пошла обедать, а я обхватила себя за коленки и так и осталась сидеть на полу.
— Люба, — дверь открывается, в комнату зашла мама, увидев меня плачущую на полу, тут же бросилась ко мне. — Девочка моя, что случилось? — она присела рядом, притянула меня к себе. — Милая моя, ты чего?
— Всё хорошо, мама, — я уткнулась носом ей в плечо. — Всё хорошо.
— Ну, как же хорошо?
— Мама, пожалуйста… — не даю ей сказать. — Оставь меня, я хочу побыть одна.
— Может, Нику позвать?
— Нет, я хочу побыть одна, пожалуйста.
— Да что происходит? У Ники глаза красные, и ты тут ревёшь! Кто-нибудь что-нибудь объяснит?
— Мам, всё будет хорошо, — как заезженная пластинка повторила я.
Мама ушла, а Ника, когда пришла в комнату, собрала вещи и переселилась в зал. Нас больше не было. У меня больше не было сестры. Илья ещё пару
