неосознанно. Каждый, по большому счёту, только себя и слушает. А я всего лишь отдаю себе в этом полнейший отчёт. Честность — вежливость охотников. О! Кажись, я новый афоризм сочинил.
Теперь, когда в моей жизни появилась ощутимая цель, я воспрял духом. Тяжёлые мысли вымело из головы поганой метлой. Покинув кабак, я прогулялся до костеприёмника и вынес принимале мозги, показав два осколка от «золотого» яйца.
— Нет, — жалобно сказал тот.
— Обоснуй? — предложил я.
— Н-не кость сие.
— Как же не кость? Давай сравним с любой другой костью. Есть у вас какая-то процедура установления подлинности материала?
Процедура была. Принимала достал пузырёк с чем-то чёрным. Выткнул пробку, капнул на скорлупу. Из чёрной жидкость сделалась ярко-красной.
— Видал? Подлинник! — сказал я с уверенностью.
Уверенности на самом деле не было и в помине. Я ж не в курсе местной химии. Может, красный цвет как раз означает, что это фальшивка. Но — угадал. Принимала совсем загрустил.
— Никогда такого не приносили… Не примут у меня ведь. Не кость же, а скорлупа.
— А не один хрен, скажи на милость? Главное — что? Главное — материал. Из него ведь амулеты и оружие делают. Вот, материал.
— Ну… Могу принять, как одну.
— Схрена ли одну, когда две! — Я крутанул пальцем сначала одну половинку яйца, потом другую.
Принимала смотрел так, будто я у него на глазах режу его любимого щеночка. Аж жалко стало, чесслово.
— Ладно, не грузись так. Сдавать не буду. В Питере потом реализую — там дороже. Ну или в Смоленске.
Принимала, не таясь, выдохнул — облегчение накрыло его мохнатыми крыльями. Я, посмеиваясь, ушёл.
Так-то система приёма костей поштучно имела смысл, кривляться не будем. Земляна всё правильно сказала: кости-то, в основном, мелкие попадаются. А берут их по цене средних. Лично я уже вышел на уровень, когда у меня, в основном, средние и крупные, так что я, по уму, если на вес пересчитать, в проигрыше оказываюсь.
Но в среднем система работает. Только есть в ней вот такие вот тонкие моменты, как с яичной скорлупой. А если огненный змей вылупится, развалив скорлупу на десять кусочков? Или на сто десять? А? Вот то-то же.
В целом, пока что я решил не делать революцию в Питере. Подумать надо, осмотреться. А скорлупу эту я мастеру Сергию загоню. Пусть на амулеты пустит. Он-то не привередливый, ему по барабану форм-фактор, лишь бы материал верный был. Ни перед кем же не отчитывается.
Думая такие мысли, я пришёл к спецкамню и телепортнулся оттуда домой. Дом встретил меня умиротворяющими звуками стучащих молотков и сопутствующих выкриков с поминанием чьей-то там матери. Ясно, Ефим чего-то колхозит со своей бригадой.
Захара я обнаружил внизу, в отведённой ему комнате. Он сидел с книжкой, и это был не справочник.
— Это ещё что за внеклассное чтение? — полюбопытствовал я.
— А… — Захар смутился и отложил книжку. — Да это Марфа всё. Её Катерина Матвеевна читать приучила, вот она мне тоже теперь книжки подсовывает.
— Про любовь, небось?
— Вестимо, про любовь. Такая тоска — спасу нет.
— А нахрена читаешь-то?
— Так Марфе же нравится…
— Н-да. Беспощадны вы, любовные страдания… Ладно, предлагаю тебе немного развеяться и поохотиться, как ты на это смотришь?
— Дак, я ж — завсегда! — вскочил Захар. — Куда пойдём?
— Домового выносить. В Поречье. Мелочь, но на безрыбье сойдёт. Я так понял из описания, что там плюс-минус та же кикимора, только в профиль. Нюанс: домовых два. Один свой, его трогать не нужно. Гасим сугубо вражеского. Предупреждая вопрос: нет, я не в курсе, как их отличить. Там, по месту разберёмся. Наверное, самый агрессивный — под снос, а второго оставим.
— Понял, — ничуть не смутился Захар нестандартностью задачи. — Амулетов возьму. Сейчас идём?
— Не. Я сказал, часам к девяти, не раньше. Так что пока туда-сюда, пока поужинаем — там народ небогатый живёт, объедать не хотелось бы, — и двинем потихоньку. Яблочную знаешь улицу? Далеко это от камня со Знаками?
— С полчаса, неторопясь.
— Ну вот и отлично. Чего там по рыбе?
— Плотник ящик сделал на телегу, амулет я приладил. Тихоныч отбыл, там, на месте, мужиков просветит, как пользоваться. Скоро будет рыба.
Прекрасно. Люблю, когда запущенные процессы развиваются сами по себе, без моего участия.
— Земляна тут?
— Не, ушла куда-то.
Ну и ладно. В наш «договор аренды» не входило, что она должна передо мной отчитываться обо всех своих передвижениях. Да и я не горю желанием накладывать лапу на половину её добычи. У Земляны свои мутки, у меня — свои. При необходимости сколлаборируемся ещё. Точно так же, как с Егором или Прохором.
* * *
Улица Яблочная дышала безысходностью. Восьмой дом являл собой безысходность, как таковую. А уж пятая квартира на втором этаже…
Я постучал. Дверь практически сразу открыла невысокая кудрявая женщина с измождённым бледным лицом.
— Здравствуйте, — полушёпотом сказала она. — А вы к кому?
— Охотники мы! — бодро гаркнул Захар.
Я от души влепил ему подзатыльник.
— Чё ты орёшь⁈ Там ребёнок мелкий!
Из комнаты донёсся детский писк.
— Забыл… — Захар потёр затылок с виноватым видом. — Извиняйте.
Женщина, мигом выкинув нас из головы, умчалась к ребёнку. А к нам вышел Андрей Михайлович собственной персоной. Смотрел он тоже с удивлением.
— Домового убивать пришли, — вполголоса пояснил я. — В комнату свободную проводите. Больше ничего не нужно.
Взгляд его скользнул по нашим перчаткам.
— Д-да, конечно, извольте…
Комнаты оказались смежными. Мы прошли через одну, крохотную, завешанную сохнущим бельём. Где-то в лабиринте висящих простыней женщина нашёптывала младенцу слова утешения.
В той, где нам предстояло обитать, жил мальчишка лет пяти. Он приподнялся на кровати и с любопытством на нас посмотрел.
Я поморщился. Просил ведь комнату освободить… Впрочем, ладно, тут понятно. Жилплощадь в целом — с напёрсток. Можно, конечно, пацана в общую комнату вытурить, но там тогда вовсе не пройти будет. А походить, возможно, нынче ночью придётся.
— Миша, это, вот, охотники, — промямлил Андрей Михайлович.
— А я знаю, ты мне говорил, — отозвался Миша. — Ух, здорово!
— Говорил? Не припомню… Впрочем, у меня голова как чужая. Которую ночь не сплю…
— Сейчас всё решим, — пообещал я. — В смысле, эту ночь,
