на одного — князя Сигизмунда Корибутовича.
Про него я уже знал многое от Василия Московского. Очень интересный персонаж — сын Новгород-Северского князя, лидер гуситов, был один из главных претендентов на престол Чехии, храбр, умен, инициативен и прочая, и прочая. А еще он мне глянулся своим открытым лицом и ясными глазами, в которых не прослеживалось фальши, как у остальных бояр.
— Здрав буди, княже! — тот крепко обнял меня и открыто, с симпатией улыбнулся. — Наслышан, знатно полякам кунтуши порвал!
— И тебе княже! — я подметил, что Свидригайло ревниво покосился на Корибутовича и шепнул тому. — Поговорим еще, есть что обсудить...
Без ложки дегтя тоже не обошлось, вятский воевода Минай, главный воевода основного пешего войска, уже прибывший в Витебск, сразу вывалил на меня кучу проблем.
— Неладно творится княже, люди ропщут... — бухтел он, вполголоса перемежая речь отборным матерком. — Пришли за хабаром, а где он? Мало того, этот хер литвинский... — он неприязненно покосился на Свидригайло, — все норовил своих бояр над нами поставить, да погнать на рубежи Жигимонтовы. А как я послал его, мол у меня свой князь, хлебный запас перестал присылать, перебивались с зернинки на зернинку, что с собой взяли, но токмо узнал, что ты Ягайлу побил, враз возы с мукой и хлебом пригнал. Скользкий, аки налим, ястри яго в пячонку...
— Терпи пока... — я скрипнул от злости зубами. — Решу все. Сегодня выдам тебе злата, сам у менял на серебро сменяешь, да выдашь ратникам по своему разумению. А там придумаем что-нить...
В Витебск въехали с Свидригайлой рядом, конь о конь.
Прием устроили восторженный, чему способствовало угощение горожанам выставленное князем, в честь победы над поляками.
— Братскую любовь отринув и уподобившись гордыне оный Ягеллон, за что Господом и попран был... — кричали глашатаи на площадях и торжищах.
Народ восторженно соглашался, что особо и неудивительно. Здесь проживали в подавляющем большинстве православные, которые, католиков, мягко говоря, не приветствовали.
А еще, людишки в основном славили меня.
— Слав буди, княже русский!
— Ай, славный молодец, защита православных!
— Гляньте, гляньте, каков, нам бы такого князя!
— Держи кафолика, вона побежал...
— Чаво, бей жидовина, оные с латинянами заодно...
— Славься, славься, во веки веков, витязь русский...
По кислой морде Свидригайло было видно, что он все это прекрасно понимал. А я понимал, что пока он ничего сделать не может, но все это рано или поздно выльется в беду, потому что литвин конкурентов терпеть не будет.
Под постой выделили шикарные хоромы, а на вечер зазвали пировать.
Зарка выгнала всех приставленных к нам слуг, нарядила вместо них отроков из рынд и уже в баньке категорично заявила:
— Как в кубле змеином! Жди беды!
А потом всхлипнула, прильнула ко мне и с надрывом заявила.
— Зачала я от тебя, оттого боюсь. Кому мы без тебя нужны будем?
— Етить... — я прижал ее к себе. — Рано хоронишь! Мы еще побарахтаемся. А за сына...
— Сын, сын!!! — быстро закивала аланка. — Я чую, сын будет!
— Да хоть девка! — я от избытка чувств расхохотался. — Все равно моя!
— Люб ты мне...
— А ты мне! Знай, не предам.
Когда вышел из бани, оказалось, что меня уже ждал Свидригайло. Он прогнал всех сопровождающих, закрыл дверь в горенке и сам разлил по кубкам мед.
— Княже?
— Что дальше? — Свидригайло тяжело уставился на меня.
— Дальше, побьем Жигимонта, — спокойно ответил я. — И чем раньше, тем лучше. Надо готовить рать на раннюю весну, пока поляки в себя не пришли. А ты сядешь на великое княжение на Литве.
— Это понятно... — литвин вскочил и зашагал по горенке. — Скажи, с кем ты, с Москвой или со мной? Сам понимаешь, Москва больше твоя, чем Васькина. А я поддержу! Как тебе?
Помедлил и спокойно ответил:
— Я за себя. Но сейчас, когда извели моего отца, мне ближе ты.
Соврал конечно, потому что понимал — литвинский хитрован с ходу затеял интриговать против Москвы, а мне с ним ссориться сейчас было не с руки.
Князь нервно дернул скулой в упор выпалил:
— Отдам тебе Смоленск и Полоцк, в отца место клятву мне дашь?
«в отца место» — тип вассальной присяги в средневековой Руси. Буквально: посчитать за отца, то есть, полное подчинение.
Вот тут я слегка ошалел. Дать присягу Свидригайле — косвенное нарушение обязательств перед Василием. Откажусь — настрою против себя чертового литвина. С другой стороны — законно получаю русские уделы и совершенно спокойно могу проводить подготовку к их ассимиляции с остальной Русью. Ведь задача максимум не только побить Жигимонта. Что до вассальной присяги — Свидригайло не вечный. Рискнуть?
Я помолчал, а потом резко выдал:
— Дам! А еще, отдашь мне Чернигов, Киев и Мстиславль!
— Заберешь, твои будут! — Свидригайло махнул сжатым кулаком. — Но помни, только в отца место!
Я кивнул.
— Помню.
Вот так, вдобавок ко всему, я стал князем Смоленским и Полоцким...
Глава 19
Ипатий шел переди процессии подняв высоко в руках свой крест.
— Господи, Господь наш, яко чудно имя Твое по всей земли, яко взяться великолепие Твое превыше небе-еес...
Его чудовищный рык летел гулким эхом над Смоленском.
Толпы народу, простолюдины, купцы и бояре, женщины, дети и старики, стояли вдоль главной улицы на коленях и тихо молились, почти все плакали. В Полоцке меня принимали на удивление радушно, но Смоленск... здесь словно сошедшего с небес Иисуса.
Вот честно, не ожидал такого. Да понимаю, что настрадались православные от католического ига, да, я прямой, хотя и дальний потомок смоленской княжеской ветви, но, чтобы так принимали?
Ипатий на мгновение прервался, повисла в тишина, которую вдруг пронзил звенящий девичий голосок:
— Наш, ведь, наш князюшка!!! Сердцем чую, наш! Господи спаси и сохрани!!!
Прямо под ноги моего жеребца вдруг выскочила тоненькая девушка в нарядном летнике и крепко вцепилась в мою ногу в стремени.
Думал жеребец, прозванный Зверем, за дикий норов, стопчет, но тот резко остановился, словно что-то почувствовал.
— Вишь, почуяла... — в толпе прогудел чей-то густой бас. — Это дочура младшая, князя Михаил Львовича Вяземского, сорванец, не девка, а душа добрая...
Я наклонился, подхватил ее и посадил впереди себя в седле.
Над
