Свобода, демократия, законы, репутация, положение в обществе всем теперь были без пользы, ведь даже должность трибуна, учрежденная для противодействия злодеям… повергала в такой гнев и сама подвергалась таким унижениям[183].
Аппиан Пока кимвры обосновывались в Цизальпинской Галлии, а Сицилию все так же разоряли рабы, в римской политике произошел радикальный поворот. Атмосфера чрезвычайного положения позволила Сатурнину и его дружкам перейти дозволенные границы. Они и без того уже сделали насилие нормой после того как трибун силой подверг Цепиона судебному преследованию с помощью разъяренной толпы. Теперь, когда он помог Марию избраться на еще один срок, в его распоряжении оказалась небольшая армия бывших солдат консула, готовых размять свои мышцы – как физические, так и избирательные.
Во главе этой новой политической армии популяров к Сатурнину присоединился и Гай Сервилий Главция. Большинство коллег-сенаторов не питали к этому человеку ничего кроме презрения. Цицерон назвал его «самым никчемным негодяем из всех, когда-либо живших»[184]. А потом добавил, что хотя он и не советует прибегать к вульгарным метафорам, но Главция правильнее всего будет назвать «сенатским дерьмом»[185]. Однако даже преисполненный презрения Цицерон, и тот считал Сатурнина «сообразительным, ловким и на редкость остроумным; несмотря на низкое происхождение и распутную жизнь, тот мог бы претендовать на должность консула»[186]. Но претендовать на должность консула Главция не стал – вместо этого распутная жизнь довела его до погибели.
Чтобы придать грядущему захвату ими Рима видимость морального авторитета, Сатурнин и Главция обратились к памяти о братьях Гракхах, теперь вошедших в легенду. Сатурнин поставил у себя дома бюсты Гракхов, преданных мученической смерти, и упоминал их в своих речах. Завладеть наследием Гракхов ему представлялось настолько важным, что однажды он даже явился на форум с молодым человеком, называвшим себя давно пропавшим сыном Тиберия Гракха. Возраст парня казался подходящим, и Сатурнин потребовал официально вписать его в ценз, признав законным наследником Гракхов.
Каждый, кто лично знал семью Гракхов, понимал, что Сатурнин явно ломает комедию. Семпрония – сестра Гракхов, которая до сих пор была жива, – отказалась принимать этого мнимого племянника, которого до этого в глаза не видела. Но то были времена, когда ложь переставала таковой быть, если ее самым дерзким образом без конца выдавали ее за правду. А для Сатурнина было важно только одно: заронить в умы потенциальных сторонников мысль о том, что сын Гракха входит в круг его приближенных.
Одновременно с этим вывод на сцену этого якобы пропавшего Гракха стал ловушкой для врагов Сатурнина из числа оптиматов, в первую очередь для Метелла Нумидийского. После того, как его отстранили от командования войсками в Нумидии, Метелл возвратился в Рим и последующие пять лет провел, неизменно выказывая свое неодобрение в адрес всех без исключения мер, предлагаемых популярами. И хотя на улицах его имя постоянно вызывало насмешки, у него по-прежнему была масса последователей, а у коллег-оптиматов он пользовался безупречной репутацией. Поэтому в ходе тех же выборов 102 г. до н. э., на которых Марию удалось в третий раз подряд стать консулом, Метелла избрали цензором. И внезапное появление «Тиберия Гракха Младшего» вскоре после вступления его в должность не могло быть простым совпадением.
Главная задача цензора сводилась к тому, чтобы содержать в порядке списки граждан, и Метелл, вполне предсказуемо, отказался признавать легитимность самозванца, выдававшего себя за Гракха, чем вызвал на улицах массовую вспышку гнева. Но этим он не ограничился и пошел дальше: обвинил Сатурнина и Главция в преступлениях против общественной морали и объявил о намерении вышвырнуть обоих из сената. Те в мгновение ока собрали толпу, выразившую против поведения Метелла свой протест. Горделивый патриций попытался стойко встретить лицом к лицу напор этой злобной массы, но ему, в конечном счете, пришлось укрыться в одном из храмов на Капитолийском холме, дабы избежать оскорблений, летевших в него из толпы вместе с кирпичами. Когда народ разошелся, родственник Метелла, такой же цензор, как он, убедил его больше не тыкать столь грубо палкой в это осиное гнездо и не пытаться убрать Сатурнина с Главцией из сената. Но несмотря на эту уступку, оба цензора все равно отказались признавать Тиберия Гракха Младшего. Впрочем, это больше не имело никакого значения – вред уже был причинен.
Вскоре после этого инцидента в Рим прибыли эмиссары понтийского царя Митридата. Понт лежал далеко, на берегах Черного моря, а Митридат не так давно перерезал царю соседней Каппадокии горло и посадил вместо него на трон своего сына. Понтийские послы попросили сенат признать этот переход власти. Как и подобает такого рода делегации, они явились в Рим с немалым количеством даров, что позволило Сатурнину вновь поднять старую, направленную против сената тему подкупа высших должностных лиц иноземными державами. Напомнив всем о скандальных взятках Югурты, Сатурнин разнес в пух и прах за коррупцию Сенат, а вместе с ним и понтийских послов, и даже прибег к физическому запугиванию, чтобы они убрались из города.
