домой по улицам и в трамваях радожцев провожали народные песни, звучащие из радиодинамиков на столбах. И люди здесь были простыми с виду, но с затейливым нутром. Каждого по отдельности понимать было сложно, зато в массе своей они виделись до примитива прямолинейными.
Илия вечера проводил в разговорах с Рогневой. Они говорили так задушевно, что Илия забывался. Будто он пьет чай не с самой могущественной женщиной на всем Абсолюте, а с дальней родственницей, эдакой тетушкой, с виду чопорной, но на поверку свойской хохотушкой, которая тайком от мамы, запретившей есть сладкое, насыпает тебе конфет в карман. В голове Илии намешивалось варево их разговоров, и едва зелье остывало за день, как следующим вечером в его котелок матушка Рогнева подбрасывала новые ингредиенты, в огонь – дрова и, будто заклинания, рассказывала ему притчи и события радожской истории. В ее кабинете, а точнее, в бывшем кабинете Кургана, почти военный порядок перемешивался с колоритными диковинками со всего континента. Тут – пальерский шлем, там – чучело вымершего тридцать лет назад северного волка-зубоскала, у которого передние клыки не вмещались в пасть и торчали подобно небольшим бивням, а вдоль камина – гобелен с лубочным сюжетом. Под вечер Рогнева Бориславовна распускала волосы, и тогда толстая, почти серая от седины коса ниспадала до бедер. Жакет она сменяла на шаль, в которую куталась, когда поленья в очаге начинали едва тлеть. В первый день они говорили об имени Кургана.
– Серьезно, от рождения?! – удивился Илия. – Простите, мне просто казалось, что он взял что-то вроде псевдонима.
– Нет, у него действительно очень красивое имя, – с тоской и теплом отозвалась о возлюбленном Рогнева. – И, конечно, говорящее. Он не просто гора-человек, он творил себя сам, а мы ему помогали. Словно каждый из нас вбросил по горсти земли, и вождь сделался огромным.
– У вас было много сторонников, – заметил Илия.
– Если перечислять их имена, можно и за сутки не управиться, – с благодарностью вспомнила она. – Они все верили в такое будущее. И видели будущее прекрасным. Старый мир слишком стар, чтобы жить – его долголетие было неестественным. Я знаю, что вы, Илия, как и многие люди в Эскалоте и Кнуде, больше всего цените антиквариат. Все старинное у вас стоит дороже новых вещей. А я не согласна. Новое лучше: оно избежало устаревших ошибок, оно крепко и цельно, в нем таятся открытия. Я не люблю старческий лепет об ушедших поколениях, которым не найдется замены. Я верю, люди после меня будут знать больше, у них будут возможности, которых я лишена, они будут дольше жить, они будут выше меня ростом.
Глаза Илии восторженно блестели от таких речей. Они созвучно пели с чаяниями Эльфреда, молчавшего тысячелетие. Теперь он рвался быть услышанным и нашел союзницу в неожиданных землях.
– И все же мы пытаемся возродить былое, чтобы победить нынешнее, – заметил он, и Рогнева посмотрела на него с интересом.
А потом посмеялась. Илия спросил, что рассмешило ее.
– Эльфред Великий будет биться против Великого кесаря, – насмешливо говорила она, а потом они хором произнесли: – В Великую войну.
И захохотали оба. Рогнева сказала сквозь улыбку:
– Мы вот однажды взяли свое величие и поделили на всех поровну. Если величие понадобится, мы скинемся и вместе сдюжим.
– Не хочу оскорбить вас, но имею иное мнение, – не согласился Илия.
– Ну, говорите уж.
– Величие не может быть неполным. Оно, разбитое на множество частей, останется только напоминанием о себе, прошлом.
В ответ на это Рогнева разочарованно покачала головой.
– Вы, Илия, понять не можете, что величие не нужно всегда. Оно – верный спутник больших трагедий. В миру нужен покой, и лучше величие разобрать на шестеренки, чтобы случайно не завелось и не покатилось махиной, сметая на пути все живое, – произнесла она и стукнула посохом дважды о пол.
В кабинет вошел мужчина, подбросил дров в камин, распалил огонь и так же вышел в коридор, не произнеся ни слова. И тогда она снова заговорила:
– Фамильная преемственность, возможность накапливать капиталы, славу, власть не одно поколение приводят к тому, что мы сейчас видим. Кесарь хотел величия, и теперь оно у него, у вас, у всех нас есть. И знаете, забрали бы вы его и больше в Радожны не приносили. Но ведь не получается так, – горько подытожила она. – Вы уже у нас, и если думаете, что оказались здесь по случайности, по стечению обстоятельств, по велению небесных созвездий и кровных смесей, то вы не в меру наивны для сына Великого Лиса.
– Прошу прощения? – переспросил Илия, нахмурившись.
– О, примите мои извинения, – она примирительно взмахнула ладонью. – Я не хотела вас оскорбить.
– Да нет, я… Не понял, что вы имели в виду.
Рогнева скептично посмотрела на него, вскинула одну бровь и уточнила:
– Вы что, не знаете это прозвище вашего батюшки?
– Нет, – растерянно ответил Илия. – Впервые слышу.
Рогнева хмыкнула, но прикрыла рот рукой. Она не поверила.
– Что ж, ходят слухи о том, что он воспитывал вас строго и запрещал читать новостные газеты. Но удивительно, – она задумалась. – Хотя, может, и нет. Прозвище это ведь не в народе придумали. Скорее, его так называют на политической арене. Великий Лис Эскалота. Только не говорите, что не в полной мере осознаете его могущество!
Илия находился в смятении все время, пока она открывала ему подробности о человеке, которого он, был уверен, знает. В памяти пронеслись запреты на покупку прессы, легкость и воркование его матери, совсем не знакомой с делами внешней политики, трепет школьных друзей и уход от темы его семьи в беседах. Фронтовики если и говорили о лорде Гавеле, то называли его «министр» и «ваш отец» и тотчас отводили глаза в сторону. Ни друзья-пальеры, ни задиристые бунтовщики никогда не затрагивали личность его отца. Как, думал он, такая важная деталь, возможно, объяснившая бы многое, ускользнула от него. Рогнева прочла его замешательство и изумилась:
– Илия! Поверить не могу! Вы воистину просты и чисты в помыслах – полагали, что агнологи прочили в короли юнца из нетитулованных дворян, совсем не готового править?
Он задыхался, даже расстегнул верхнюю пуговицу. Жар очага обдал лицо и слегка торчащие уши. Или же возмущение разгорячило его кровь? Он только и смог выговорить:
– Великий Лис…
В глазах Рогневы промелькнула жалость к молодому человеку, который годился бы ей в сыновья.
– Я именно об этом вам говорила. Посудите, Илия, ваш дед был министром иностранных дел, ваш прадед – Первым Советником. Я могу продолжать на много колен дальше, и там не
