не задавал его другому. Как будто, едва мы вошли в Лунный дворец, внешний мир и обстоятельства, которые привели нас сюда, перестали существовать.
– Мне нужно заботиться о многих, а у обращенного ришанина из трущоб не так много возможностей. – Он покачал головой. – Орайя, никогда не давай обещаний у смертного одра. Это всегда обернется против тебя самой.
«Обращенный ришанин из трущоб».
Я так часто думала о страданиях людей в Доме Ночи, что могла легко забыть о вампирах, которые тоже здесь страдают. Я думала, что большинство участвуют в Кеджари ради славы, но, может быть, на самом деле толчком для всех нас послужило отчаяние.
– Семья? – переспросила я.
– В каком-то смысле. И я исчерпал все другие пути. Участие в этом варварском представлении стояло не слишком высоко в списке моих планов на свою жалкую бесконечную жизнь. – Его рот скривился в неровной улыбке. – Меня бы вообще тут не было, если бы Мише не затащила силой.
Его слова меня поразили.
Он усмехнулся и сделал глоток.
– Вы посмотрите на это лицо. Ты думала, это я был – как ты сказала? – дикарь, который обратил Мише, протаскал ее по Обитрам несколько сотен лет, а потом приволок это бедное невинное создание, этого солнечного эльфа через полмира на кровавый турнир Кеджари, так, наверное?
– Да, – немедленно ответила я. – Абсолютно.
– Гадкая девчонка, – покачал он головой. – Нет, это был ее план. И она понимала, что я не позволю ей осуществить его в одиночку.
Непросто было совместить этот факт с образом той Мише, которую я знала. Я попыталась представить себе девушку, которая расставляет по всему жилищу цветы и шумно веселится, когда кто-то издает звук, хотя бы смутно похожий на выпускание газов, – что такая девушка тащит Райна на Кеджари.
За последние несколько недель я часто задавала себе вопрос, зачем здесь эти двое. Они, без сомнения, глубоко любят друг друга – и я уверена, ни один из них не хотел бы причинить другому вреда. Правда, нередко близкие друзья шли на состязание вместе, если их интересы совпадали. Два шанса на победу лучше, чем один.
– Но тогда… почему здесь она? – спросила я.
– Потому что она маленькая интриганка, – проворчал он, словно говоря сам с собой.
– Интриганка?
– Именно. Других таких нет. Пытаешься меня напоить, чтобы задавать каверзные вопросы.
Он глотнул пива и, опустив кружку, метнул в меня настороженный взгляд. С каждой секундой молчания я удивлялась все больше и больше.
– А теперь, – сказал он, – ты ждешь, чтобы я спросил, почему туда пошла ты.
– Есть немного, – призналась я.
Человек на Кеджари? Всякий бы удивился.
– А я не буду спрашивать. Я уже знаю.
– Вот как? – с сомнением спросила я.
– Не стану скрывать, раньше я удивлялся. Думал: «Зачем человеку загонять себя в ситуацию, когда вокруг будут хищники? Можно сказать, на верную гибель». – Он усмехнулся. – Или, точнее: «Зачем было Винсенту загонять ее в такую ситуацию?» Тише, тише, аспид зубастый! – поднял он руки, успокаивая меня, когда я гневно на него зыркнула. – Я все понимаю. Но мне было очень любопытно. Например, почему ты вообще торчишь здесь? Ты взрослая. Ясно, что Винсент не держит тебя под замком в буквальном смысле. Почему ты остаешься в Доме Ночи, вместо того чтобы пересечь Костяное море и уехать к человеческим народам, где ты могла бы жить настоящей жизнью?
«Настоящей жизнью», – сказал он.
Как будто моя жизнь – не настоящая.
На самом деле мне едва ли приходило в голову, что есть такая возможность покинуть Дом Ночи – покинуть Винсента. Только однажды, когда мне было семнадцать лет, я об этом задумывалась. Идею подала Илана. Это было вскоре после того, как… Вскоре после. Те дни слились в одно мутное пятно тоски и боли. Но я отчетливо помню, какой она была в тот день – непривычно серьезной, озабоченной. Она взяла мое лицо в грубые ладони, прижала меня к себе так крепко, что я почувствовала сигарный дым ее дыхания, и посмотрела мне прямо в глаза.
«Любовь моя, тебе вовсе не обязательно так жить, – сказала она. – Я сделала этот выбор, но ты – нет. Ты можешь выбрать другую жизнь, в другом мире, где ты будешь просто обычным человеком».
Я непонимающе смотрела на нее.
Сама эта мысль не укладывалась в голове. Где еще я могу существовать, кроме как в Доме Ночи?
– Я не хочу уезжать, – ответила я Райну.
– Теперь, посмотрев на тебя здесь, я это понимаю. Ты не видишь себя человеком? Поэтому не хочешь поехать жить к ним?
Мне этот тон не понравился.
– Есть проблемы, которые необходимо решать только здесь. Я не хочу от них бежать. Это мой дом. Может, это дом, который меня ненавидит, но это мой дом.
Это королевство было частью меня, и я, нужна ли ему или нет, была частью его. Я была дочерью короля, не важно, что не по крови. В этой земле похоронены кости моих родителей. Не важно, сколько раз Дом Ночи ранил мою кожу или мое сердце, я останусь. Так же, как оставались все те люди, которые здесь живут, – у которых нет иного выбора, как жить здесь.
Здесь было мое место. Не в какой-то чужой человеческой стране на другом конце света.
Райн наблюдал за мной с задумчивым выражением. Не впервые я видела этот взгляд, и каждый раз мне становилось не по себе. Как будто на эти редкие, тихие мгновения он переставал притворяться, и становилось понятно, как глубоко он размышляет об окружающем мире, что обычно скрывалось за грубостью и развязностью.
Мне не нравилось становиться объектом этого анализа.
– Принцесса, у тебя есть яйца, – сказал Райн. – Это надо признать.
Он наклонился ко мне через стол – такой маленький для его комплекции, что, даже сделав легкое движение, оказывался у меня перед лицом.
– А вот вторая штука, которую я никогда про тебя не понимал. Винсент.
Я отодвинулась, уже готовясь дать отпор. У меня каждый мускул напрягся от одного упоминания его имени.
– Ты простая человеческая девочка, – продолжил Райн. – И король ночерожденных, о котором все знают, что он холодный и бессердечный, в один прекрасный момент вдруг… решает проявить сострадание и взять тебя к себе? Почему?
Складки прочертили его лоб. Райн всматривался мне в лицо, искренне желая узнать ответ, – и словно заранее тревожился, каким этот ответ будет. Что-то в этом выражении промелькнуло неожиданно знакомое, но тут же исчезло.
– Нет, конечно, я знаю, что некоторые вампиры, – продолжил он, – любят заниматься сексом с людьми, но…
– Винсент мой
