серьезно посмотрел на меня и показал жестом в сторону карет и экипажей.
– Глеб Сергеевич, умоляю, скажите мне, где он? И я уйду! С ним все в порядке? Он жив? – я вцепилась в рукав его камзола, и с отчаяньем в глазах заглядывала в лицо капитана.
– Конечно же, ваш муж жив, сударыня. Он просто ранен, порезался битым стеклом, немного обгорела одежда, его унесли. Возможно, даже, уже везут в поместье на озере.
Он попытался освободиться от ее цепких пальцев. Но она впилась в его руку еще сильнее.
– Нет, это мне не важно. Где ваш брат? Что с ним? Он цел?
Глеб в недоумении посмотрел на девушку.
– Конечно, цел. Вон он, видите, спасает раненых.
И граф показал пальцем на лейтенанта, несущего на руках девушку в алом платье, которая обхватила его шею обеими руками и прижалась к его груди. Я разжала пальцы и отпустила руку Глеба, с болью проводила глазами Гигория, который бережно нес Татьяну Завадскую, прильнувшую к нему всем телом.
– Да вижу…– пробормотала побелевшими губами – спасибо.
Я медленно пошла обратно к карете, а старший Никитин проводил меня долгим взглядом полным недоумения.
Вернулась в свою карету и Анна Печерникова тут же накинулась на меня.
– Где вы ходите? Мы изволновались! Приходил слуга от вашего мужа, нас попросили отвезти вас в дом у озера. Николай Артемович ранен, его уже увезли на вашей карете. Брат хотел пойти вас искать.
–Отчего же не пошел? – спросила и обессиленно откинулась на мягкое сиденье. А потом посмотрела на дрожащего юношу.
Антон избегал моего взгляда и нечего не ответил.
– Вот она я. Поехали, чего мы ждем теперь?
Только сейчас я почувствовала, как сильно устала,а перед глазами граф несет на руках княжну Завадскую. Что ж эта особа одержала верх, она могла себе позволить то, о чем, я и не мечтала. Оказаться в объятиях Григория Никитина. Татьяна молода, свободна, а я теперь чужая жена. Презренная лгунья и обманщица. Все, хватит, скорее домой к Марте. Там я буду плакать, сколько мне захочется, спрячу лицо на мягкой груди кормилицы и дам волю слезам. Одно хорошо, эта проклятая свадьба, наконец-то закончилась. А ночью…ночью я сумею за себя постоять. Нужно набраться сил.
Показались повозки с пожарниками, вслед за ними кони тянули бочки с водой, паровые и ручные насосы, свёрнутые пожарные рукава и прочее снаряжение. Но огонь уже так разбушевался, что вряд ли удастся спасти роскошное поместье, разве что просто усмирить пламя и потушить его, оставив тлеть и дымиться руины именья моего мужа. Но я не сожалела о том, что этот дом сгорел. Для меня он был тюрьмой все эти несколько недель, теперь я вернусь к Марте и Савелию.
Чужая жена…чужая. А мой любимый враг теперь ненавидит меня и презирает.
Эпилог
Я чувствовал, что совершенно выбился из сил, сильный кашель душил меня, а дым разъедал глаза и обжигал легкие. Ощущал, как пощипывает кожа, и ноют едва зажившие раны. Но в доме все еще могли быть люди, я слышал их стоны из густой пелены дыма. Под обломками потолочной балки точно оставался еще кто-то я видел, носок обуви. На помощь пришел брат и мы с трудом разгребли горячие куски дерева, Показались ноги в черных кожаных сапогах, мужчина был зажат огромным куском рухнувшей люстры и явно был без сознания, но живой. Я тронул его руку, чтобы убедиться в наличии пульса. От огня его спасли именно обломки, но он скорей всего надышался дымом и гарью. Глеб склонился над несчастным и повернул на спину. Мы оба узнали дядю жениха – жениха Петра Николаевича Потоцкого.
–Нужно вынести его отсюда – сказал Глеб и наклонился над князем, вдруг брат замер, затем его рука потянулась к камзолу Потоцкого.
– Что ты делаешь? – тихо прошептал я, когда увидел как Глеб взял пальцами одну из пуговиц и пристально всмотрелся в ее рисунок, предварительно протерев поверхность от пепла и сажи. В витых листьях гравировки красовались две заглавные буквы «П.П.».
Братья переглянулись, оба подумали об одном и том же. Я достал из-за пояса нож и, срезав пуговицу, сунул ее в карман. Затем расстегнул камзол князя, что бы тому легче дышалось. Внезапно заметил во внутреннем кармане краешек белой бумаги. Бросил взгляд на Глеба, тот едва заметно кивнул, и я достал конверт, сунул себе за пазуху. Вокруг имения почти никого не осталось, лишь повозки с трупами.
Конец первой книги
