что бока ослика мерно вздымались и опускались.
«Дышит. Значит, живой, — с облегчением выдохнул Луцык, но тут его мозг подкинул новую мысль. — А вдруг он сломал ногу?.. Тогда его придется пристрелить, чтоб не мучился. „Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?“. У Сидни Поллака был фильм с таким названием… Но у нас не лошадь… Хотя какая разница? Осел — та же лошадь, только маленькая и уродливая… И у кого из нас поднимется рука выстрелить в бедолагу? Наверное, Пятак с этим легко справится. Вон он какой злющий, как старая бабка!»
Фантазеру вдруг вспомнился его кот. Упитанный, рыжий, с пушистым, с роскошными усами, которые торчали в разные стороны, словно антенны. Луцык очень его любил и дал кличку Егор, в честь Летова.
Каждое утро котейка брал на себя функции будильника. И если хозяин не просыпался от настоятельного мяуканья, питомец запрыгивал на кровать и начинал царапаться. Тут уж Луцык вынужденно вылезал из-под одеяла и шел на кухню, чтобы покормить рыжего усача. Потом варил себе кофе и пил бодрящий напиток из кружки с облупившейся надписью «LENA». Это была любимая кружка его бывшей жены. Кстати, именно она и принесла в дом кота. Подобрала на улице. Но Егор свою спасительницу почему-то откровенно недолюбливал, а вот к ее супругу очень даже благоволил, можно даже сказать, удостоил чести быть другом. Когда родилась Оля, пушистый член семьи сначала не обращал на ребенка никакого внимания. Но обстоятельства заставили его смириться с постоянным присутствием в квартире нового существа, к которому он относился как к чему-то неизбежному, но совершенно незанимательному. Держал, так сказать, нейтралитет: близко не подходил, не фыркал, не шипел, коготков не выпускал. Но в целом, кошак он был добрый и спокойный, мебель не драл и вне лотка не гадил.
Прожил Егор 12 лет. А умирал долго и мучительно. От рака. Как-то раз хозяин обнаружил у питомца уплотнение на животе и понес в ветклинику. По результатам осмотра врач заключил, что оперировать уже поздно, и посоветовал усыпить. Охренев от бесцеремонности лепилы, Луцык хотел было начистить ему морду, но сдержался и, мысленно обозвав по-всякому недоделанного Айболита, взял переноску и ушел… Угасал кот буквально на глазах. За пару месяцев превратился в ходячую мумию, перестал есть, а вскоре и ходить. В конце концов, из соображений милосердия, на дом был вызван ветеринар, который и прекратил мучения Егора… Луцык в тот день напился до чертиков и, размазывая слезы по щекам, ругал себя последними словами за то, что не следил за состоянием здоровья друга и ленился ходить с ним на профилактические осмотры.
С тех пор он никогда не заводил домашних животных…
Ослик вдруг очнулся, громко фыркнул и, путаясь в сбруе, встал на ноги.
— Ай да молодец, Скороход! — радостно воскликнул Луцык, борясь с желанием броситься на мохнатую шею животного.
Рядом с повозкой на земле, тихо постанывая, сидел Кабан. Прислонившись к телеге, стояла Джей и поглаживала ушибленную руку. Обхватив голову руками, из стороны в сторону расхаживала Гюрза. Левши не было видно, а Пятак находился чуть поодаль.
— Все живы? — спросил Луцык.
— Все, — ответил кто-то.
— Ну и ладушки.
К Луцыку подошел Пятак. Возница был c ног до головы покрыт пылью, в волосах у него торчали соломинки, а из правого уха стекала тоненькая струйка крови.
— Что это сейчас такое было? — спросил он.
— Крик Банши, — пояснил Луцык.
— Чего?
— Ну это у Джей такая суперспособность. Она способна оглушить своим криком кого угодно.
— И вы решили таким образом отпугнуть ящера?
— Решили.
— А предупредить нельзя было?
— Так ведь предупреждали.
— Значит, плохо предупреждали.
— Извини, так уж получилось…
— «Получилось», — передразнил Пятак. — Мало того, что у меня башка чуть не лопнула, так она еще и Скорохода чуть не угробила.
— Но ведь сработало! Ящер свалил.
— С этим не поспоришь.
— У тебя, кстати, там, на ухе…
— Испачкался, что ли? — он провел там пальцами и, посмотрев на них, побледнел.
— Эй, ты чего? Тебе плохо, что ли?
— Кровь, — тихо произнес Пятак и без чувств шмякнулся наземь.
Луцык метнулся к нему, встал на колени и принялся отвешивать пощечины:
— Пятак! Очнись! Пятак! Что с тобой? Очнись!
— Надо сделать ему искусственное дыхание, — вдруг раздался голос Левши.
Мастер на все руки словно бы соткался из воздуха. Только что не было — и вот, тут как тут. Бодр, весел и, знай себе, прихлебывает самогонку из глиняной бутылки.
— Чего это с ним? — спросил Луцык.
— Да тут все сразу понятно. Барабанная перепонка лопнула. А это не хухры-мухры. Если вовремя не сделать искусственное дыхание, кровь попадет в мозг, и пиши пропало, — тоном профессора медицины пояснил Левша.
— В смысле, искусственное дыхание?
— Эх, всему вас, салаг, учить нужно. Поднимаешь его подбородок кверху и запрокидываешь голову назад. Потом зажимаешь ему нос, делаешь глубокий вдох, широко открываешь рот, обхватываешь им рот Пятака и запускаешь ему в легкие воздух.
— Слушай, а нельзя обойтись без этого? — вздрогнув, спросил Луцык.
— Никак нет.
— А может, массаж сердца сделать или этот… как его… А, метод Геймлиха применить?
— Хренеймлиха! Либо делаешь ему искусственное дыхание, либо пацан умрет! Быстрее!
— Я это…
— Что ты «это»?
— Ну…
Спасатель еще раз посмотрел на того, кого ему предстояло вернуть к жизни. Воображение тут же нарисовало картинку, от которой он поморщился.
— Я не…
— Быстро!
— Я…
— Скорее! Счет идет на секунды!
Луцык, пересилив себя, сделал как сказали: поднял кверху подбородок умирающего, запрокинул его назад, сделал глубокий вдох и уже было перейти к главному моменту оказания первой помощи, как вдруг Левша начал заливисто смеяться, словно смотрел уморительную комедию.
— Прости, — не переставая ржать, сказал он. — Не мог удержаться. Ты бы видел свою физиономию. Вот умора!
— Что такое? В чем дело? Я… я не понимаю…
— Да он в обычном обмороке. В простом обмороке. Крови боится. Минуток через пять очнется, не волнуйся.
Луцык вскочил на ноги и гневно выпалил:
— И тебе не стыдно?
— Еще как стыдно, готов под землю провалиться. Но понимаешь, человек я одинокий, в жизни моей веселья мало. А тут — такой повод.
— Свинья ты, вот ты кто после этого!
— Ну ладно,
