от неё любезности или почтения. Напротив, под насквозь искусственным лицом посетительницы Милена словно бы видела повисшую в воздухе настороженность, поэтому решила не разводить политесы, а сразу приступить к делу.
— Что ты знаешь о пророчестве, где говорится о крахе Империи? — прищурилась императрица.
— Вот оно что, — вокруг Хиделинды словно образовалась аура уверенности. Женщина высокомерно улыбнулась, посмотрев на Милену, будто та внезапно оказалась ниже статусом.
— И что же? — Мирадель притворилась, что не заметила этих перемен.
— Слухи добрались даже до дворца! — всплеснула она руками.
— Слухи? — хмыкнула императрица. — А мне почему-то докладывали про измену.
В ночь перед днём единения Тайная полиция арестовала в столице почти две сотни человек, включая двенадцать волшебников, которых уже приговорили к казни. Но даже это не в полной мере решило проблему. На следующий день произошли погромы в трёх разных участках Таскола, а по городу бродили более десятка подстрекателей, силящихся начать бунт. У них не вышло, хотя в Рашмоне и Ипсоне им сопутствовал успех — к счастью, быстро подавленный.
Противник, как оказалось, владел приличным запасом оружия и, что самое страшное, на его стороне находились некоторые элитные воинские подразделения, такие как сионы и инсурии.
Тучи сгущались над Империей, а потому нужно было срочно что-то менять.
— Хорошо, пусть будет измена, — дерзко подтвердила Хиделинда, вызвав ступор у императрицы.
Первые несколько секунд Мирадель даже не могла осознать сказанного оскорбления, но потом, когда слова посетительницы в должной мере дошли до неё, то едва не подскочила с трона, с трудом удержав себя в руках.
«Позже», — только и сказала Милена самой себе.
— Говори, что ты знаешь, — едва ли не прошипела императрица.
Хиделинда смерила её взглядом, полным надменности, а потом деланно изобразила скорбное лицо.
— Что появится тот, кто сотрёт Империю Пяти Солнц в порошок. Кто сокрушит императора… И тебя.
Ладони Мирадель сжались в кулаки. Женщина с трудом сдерживала собственную ярость.
«Мерзкая сука, я могу месяцами или даже годами держать тебя в казематах, приказав применять самые изощрённые пытки, а потом лечить. И так раз за разом, раз за разом!»
Императрица осознавала, что как ни удивительно, у неё не хватало власти, дабы заставить Хиделинду сделать то, что ей было нужно. Совершенно нереальная картина!
Впрочем, даже кажущийся провал ещё не начавшихся переговоров не был для неё преградой. Милена не могла просто взять и сдать назад, а потому приходилось себя пересиливать и заставлять идти дальше. По одному шагу, сквозь боль, переступая через себя. Иного пути попросту не было.
— И это всё? — голос Мирадель отдавал сталью, но при этом был донельзя равнодушным. Все свои эмоции она собрала в кулак, не позволяя им себе мешать.
— Нет, конечно не всё, — мотнула Хиделинда головой. — Я слышала куда как больше.
«Но не скажет этого», — дополнила за неё императрица.
Они с Кианом знали, что бывшая «святая мать» крайне надменная женщина, поэтому и вызвали её именно сюда, во дворец. Высший жрец рассчитывал, что обстановка в должной степени сможет на неё надавить и заставить ощутить робость. Но… этого оказалось мало.
— Ты отказываешься сотрудничать? — Милена дрогнула, отчего искусственная плотина спокойствия моментально дала течь. — Смеешь смеяться надо мной⁈
В глазах Хиделинды мелькнула неприкрытая насмешка. Её поза и отношение показывала то, чего боится каждый, облечённый властью: «Ты — всего лишь временное явление, не более того». Похоже, она была уверена, что императрица скоро падёт, как и вся верхушка могущественной страны.
Мирадель мысленно возблагодарила искусных архитекторов, которые возводили дворец, а также приподняли трон над полом. Это был весьма продуманный расчёт. Даже в такой ситуации она чувствовала себя главной. Стояла выше своей дерзкой собеседницы.
«Признание, — поняла Милена. — Вот где находится истина. Таким образом люди повелевают другими. Не будь признания, то вся иерархия строилась бы на грубой силе».
— Хиделинда! — словно гром, проревел Киан. В его голосе прозвучала вся мощь и власть жречества Империи. Непререкаемая воля самого Хореса.
Бывшая глава культа Амма уже открыла рот, чтобы ответить ему — запугать женщину, похоже, не мог даже высший жрец, но тут она натурально подавилась воздухом, закашлялась и резко отступила назад, прикрывая глаза.
В зале аудиенций, рядом с троном, появилась светящаяся точка, которая начала пульсировать золотым светом. Один раз, второй, третий… Но вот, очередной импульс ослепил всех собравшихся, а потом, в месте, где всё началось, возникло двое людей. Щуплый, хмурый юноша, очевидный маг, судя по виду. И высокий, статный мужчина, чей светлый плащ был величественно наброшен на изукрашенные рунами доспехи. Каштановая борода как всегда находилась в идеальном состоянии, будто бы её только что подстригли искусные брадобреи. Тёмные волосы притворно небрежно качались за спиной, а на поясе болталась отрубленная голова, лоб которой был изрисован рунами.
Один вид новоприбывшего заставлял остальных чувствовать неуверенность и душевную слабость. Создавалось ощущение, что даже земля должна стонать под его ногами, столь пронзительно он выделялся. Император. Дэсарандес.
Верховный жрец тут же преклонил колени, в то время как Хиделинда имела вид человека, вспоминающего пережитое стихийное бедствие: смесь страха, отчаяния и безграничного восхищения.
Милена с трудом сдержала желание посмотреть в лицо мужа, который коротким жестом приказал магу покинуть зал — что тот торопливо и сделал, — а сам занял своё место, рядом с императрицей.
Он действовал с уверенностью и каждое его движение было отточено сотнями лет: поступки человека, который понимал и осознавал каждую крупицу собственной власти.
— Бывшая глава культа Амма, Хиделинда, — произнёс он негромко, но тон создавал ощущение чей-то скорой, неминуемой смерти, — ты почитаешь за доблесть стоять в моём присутствии?
«Святая мать» едва не упала на пол, так спешно бросилась ниц.
— Дарственный отец, — голос её дрожал, — прошу… Смилуйся…
— Соблаговолишь ли ты, — перебил Дэсарандес, — принять меры, чтобы пресечь то богохульство, которое развязали твои сторонники?
— Да-а! — громко и уверенно протянула она и закивала, опасаясь даже поднять взгляд от пола. Её пальцы впечатались в камень с такой силой, что под ногтями образовалась кровь.
— Ибо вне сомнений, я пойду войной на тебя и твоих людей, — неумолимая жестокость голоса императора поглотила всё пространство зала, она била, словно колокол. — Дела твои забудут, а храмы и святыни обратятся погребальным костром. Тех же, кто словом или оружием восстанет против меня, я стану преследовать до самой их
