Только на лбу появился блеклый синяк величиной с рублевую монетку. Инна заметила и спросила:
– Что это?
– Не знаю, – смутился Фёдор. – Может, укусил кто-то?
– В октябре? Кто, интересно?
– Какой-нибудь клоп.
– Клопов здесь нет, – сказала Инна. – Я сразу проверила, как приехала. Очень чистая квартира. Как думаешь, Карцев продаст ее нам?
– Ты ведь хотела переехать в Москву.
– Я рассматриваю разные варианты. Знаешь, лет восемь назад я чуть не переехала в Мариуполь.
– А как так получилось? – спросил Фёдор.
– Ну у меня там жил один хороший знакомый. Он меня звал.
«Любовник», – подумал Фёдор.
Про синяк больше не вспоминали. И он быстро исчез.
Однажды позвонил Карцев.
– Федя, привет. Не отвлекаю?
Фёдор сидел за ноутбуком, но пялился в окно и ни к селу ни к городу вспоминал, как в первом классе обмочился на уроке чтения и письма, постеснявшись отпроситься в туалет.
– Ты всегда вовремя.
– Как успехи? – спросил Карцев.
– Потихоньку. А у тебя?
– Нормально. Я не улетел. Решил остаться. Хули мне там делать?
– Правильно.
– Мне сегодня Панибратов звонил.
– По поводу?
– Да так, разговор ни о чем.
Фёдор живо представил, как сосисочный олигарх вычитал в новостях, что нанятый им режиссер устроил пьяный дебош в самолете, и захотел узнать подробности из первых уст. Интересно, что ему Карцев наплел?
– Жень, ты еще в деле?
– Я-то в деле. Только сценарий нужен. Много там тебе осталось?
– Хреновый вопрос, – сказал Фёдор.
– Прости, родное сердце. Но я жду и надеюсь. И уверен, что ты нам выдашь шедевр.
– Шитдевр, – глупо скаламбурил Фёдор. – Послушай, я в субботу буду выступать в книжном магазине «Мамлеев». Приходи.
– Приду! – сказал Карцев. – Во сколько?
– Черт, я не помню. Погоди, сейчас узнаю и перезвоню тебе.
Фёдор позвонил Родиону Жукову.
– Начало в семь тридцать, – сказал тот. – Вечера.
– Спасибо.
– У меня есть ящик «Квинта». Обязательно приходите.
– Приду, коньяк тут ни при чем.
– И водка есть.
– Это тоже не важно.
– А вы точно писатель?
Фёдор нажал отбой и перезвонил Карцеву:
– Начало в семь тридцать. Вечера.
– Буду.
Заглянула Инна:
– С кем ты разговаривал?
– Это насчет моего вечера в «Мамлееве».
Инна нахмурилась и молча закрыла дверь. Ей не нравилось, что он будет выступать. Но возражала она мягко, не категорично. Говорила:
– Зачем тратить рабочее время? Выступления у тебя еще будут. Сейчас это совсем не к месту. Времени почти не осталось.
– Я ведь пообещал, – отвечал Фёдор.
– Ты тогда был в невменяемом состоянии.
– Не могу же я отказаться, сказав, что был в невменяемом состоянии.
– Я не приду. У меня работа – мексиканская сеньора, изучающая русский язык.
– Привет ей от меня, – сказал Фёдор.
Точнее, подумал. А вслух сказал:
– Я быстро справлюсь. Пить не буду, конечно. И рано приеду домой.
– Сам ведь знаешь, что будет, если ты напьешься.
– Знаю. Можно не напоминать.
– Это на всякий пожарный, – сказала Инна. – Просто я все время думаю, насколько я тебе дорога?
– Ты мне дороже всего на свете, – сказал Фёдор.
В этот момент он не врал.
– А смог бы ты ради меня бросить свое писательство?
И он снова не соврал, ответив утвердительно. Потому что в этот момент не чувствовал себя писателем. А чувствовал он себя завязавшим алкашом, скучающим и не слишком счастливым.
– Я тебя никогда об этом не попрошу. Вот уверена, любая баба на моем месте давно бы тебя заставила найти работу и жить как все. А я – нет.
Спросила:
– А твоя бывшая жена? Она наверняка заставляла?
– Уже не помню, – сказал Фёдор. – Кстати, она умерла месяц назад.
– Ого, – ответила Инна.
Больше они никогда об этом не говорили.
В субботу утром он съел традиционный завтрак и сел за ноутбук. За окном моросил дождь. Хотелось спать. Фёдор вяло подумал, что впредь за работу надо бы садиться на пустой желудок. Художник должен быть голодный, верно? И трезвый. Если только речь не о Фолкнере или Хемингуэе. Он снова утонул в океане бесполезных мыслей и не сделал ни одной попытки выплыть. Потом задремал, но быстро проснулся из-за того, что голова откинулась за спину, а из носоглотки вырвался длинный, тонкий всхрап. Фёдор отодвинул ноутбук, опустил тяжелую голову на скрещенные руки и снова уснул. Спустя примерно час его разбудила Инна. Она гладила его по голове, разглядывая пустую страницу на экране.
– Что-то меня сморило, – смущенно пробормотал Фёдор.
– Ляг и поспи, – сказала Инна.
– Уже некогда.
– Пойдешь все-таки?
– Конечно. Я же пообещал.
– Ну как хочешь. Твое дело.
И вышла из комнаты. Некоторое время он смотрел на закрытую дверь, чувствуя себя идиотом и сволочью. Зажужжал смартфон.
– Фёдор, как вы? – спросил Родион Жуков. – Собираетесь?
– Да, собираюсь.
– Отлично. Не заблудитесь? Может, встретить вас?
– Все хорошо. Я найду.
Однако адрес магазина пришлось смотреть в «Яндекс Картах». Инна вышла из комнаты, когда он уже надел ботинки.
– Федя, не наделай глупостей, – сказала она.
– Все будет хорошо, – ответил он.
И ошибся.
20
«Мамлеев» занимал помещение первого этажа желтой пятиэтажки, в одном из переулков недалеко от Невского проспекта. Фёдор добрался туда от дома пешком за полчаса. У входа курил невысокий, плотный мужчина лет тридцати пяти, с коротко стриженной круглой головой и немного неряшливой бородой. Увидев Фёдора, он вяло помахал:
– Нормально добрались?
– Без приключений, – ответил Фёдор. – Вы Родион?
– Ну да. Мы с вами виделись на «Нацбесте», когда вы в финале были. Я к вам подошел познакомиться, а вы спросили, нет ли у меня ножа.
– Не было?
– Тогда не было, а теперь есть.
Родион достал из кармана штанов складной нож и выщелкнул лезвие.
– Так что, если понадобится…
Он спрятал ножик и показал пальцем на соседствующий с «Мамлеевым» алкомаркет:
– Продаю книги, чтобы вот их содержать. Идемте, выпьем немного.
– Я не пью, простите, – сказал Фёдор.
«Зачем я извиняюсь?»
На двери магазина висели два небольших плакатика. На одном была изображена буква «Z» на фоне георгиевской ленточки, на другом была лаконичная надпись «No war!».
– Это я придумал, – сказал Родион. – Концептуально, правда?
Фёдор пожал плечами.
Через просторный зал с книжными полками они прошли в скромный кабинет. Там стояли письменный стол, диванчик, кожаное кресло и старый советский сервант. На стене висели фотографии Мамлеева, Лимонова, портрет Достоевского кисти Перова и множество картинок с голыми женщинами. Родион достал из серванта коньяк.
– Может, все-таки граммульку для храбрости?
– Да мне вроде не страшно.
– А за встречу?
Фёдор посмотрел на часы. До начала вечера оставалось больше часа.
– Рановато я пришел.
– И пить не хотите.
«Хочу. Ты себе даже не представляешь, как сильно».
Родион налил
