в восторге!
— Ну хорошо… Наверное, — смущенно улыбаясь, согласилась Рита.
Так в старинном ювелирном магазине появилась фотография девушки-консультанта в компании трех на первый взгляд совершенно обычных человек. Покупатели не обращали на неё почти никакого внимания и не догадывались, какая долгая и мистическая история стоит за этим снимком.
Рита вышла на крыльцо магазина, прижимая к груди заветную коробочку, и глубоко вдохнула запахи весенней Москвы. Май слетел откуда-то с крыши и сел на поручень.
— Достала?
— Да, — счастливо выдохнула Рита.
— Ну вот, — проворчал Май, — а истерик-то было.
Рита не разозлилась на него. В тот день ей всё казалось милым, даже циничный промокший ворон.
— Ну что, Майтес? Нам пора домой. Пошли искать Лермонтова?
— А я не пойду, — заявил Май, вглядываясь в одну ему видимые дали.
— Как это? — она замерла, чувствуя, как сердце сжалось в тревожном предчувствии.
— Не хочу, — ответил ворон, все так же ни на кого не глядя. — Это мой последний день на Земле, и хочу провести его в приятной компании.
Рита посмотрела налево, на Киру, которая тоже избегала чужих взглядов и всхлипывала в кулачок.
— Ой… Понятно, — только и проговорила она и подняла голову наверх, чтобы увидеть грустные и ласковые глаза Алекса.
—Тут мы прощаемся, да? — спросила Кира, уже не скрывая слез, катящихся по щекам. Рита, которая снова была почти Миетель, кивнула. — Ты не обращай внимания, я очень рада, что ты вернёшься домой, — и тут же вопреки собственным словам разревелась. Кинулась на шею подруги, сжала в крепких объятиях. — Я буду скуча-а-ать!
— Я тоже буду скучать, моя хорошая, — Рита гладила её по спине и улыбалась сквозь слёзы. — Если бы я что-то могла для тебя сделать, отблагодарить за всё, что ты сделала для меня!
— А ты можешь, — всхлипнула Кира. — Когда пойдешь снова дергать за нитки судьбы, дергай их в какую-нибудь хорошую сторону, ладно? Нам и так тут непросто.
— Обещаю, — искренне ответила Рита.
Они стояли под окнами старинного магазинчика, откуда за ними наблюдала девушка-консультант, а мимо шли люди, и редкий прохожий задерживал взгляд на странной компании с огромным ручным вороном. Время шло, час встречи приближался, а друзья будто приросли к брусчатке, не в силах сойти с места.
— Дорогая, тебе пора, — привычно мягким голосом напомнил Алекс. Что в тот момент творилось у него самого в душе, когда он своими руками отдавал любимую женщину, снова бросал сердце в костлявые руки Судьбы? Рита не знала, но зато она могла рассказать, как у самой всё внутри сжималось и холодело от мысли, что впереди вечность. Без этих людей.
— Тебе правда пора, — решительно заявила Кира, вытирая тыльной стороной ладони щеки. — Если опоздаешь, будет обидно.
Рита взяла её за руки. Пальчики с разноцветными ногтями оказались холодными.
— Ты будешь меня помнить? — спросила она.
— Конечно. И шляпу твою беречь, — на последнем слове Кира не выдержала, снова разрыдалась и бросилась обнимать подругу.
— Ну что, несносная птица? — подмигнула Рита. — Оставляю тебя. До встречи на той стороне?
— Кар, — мрачно отозвался Май.
Маргарита стояла и смотрела, как уходит её подруга. Лучшая, что у неё когда-либо была. Яркое пятно среди серой толпы, яркое пятно в её жизни. Рядом кружил Май. Он то улетал вперёд, то возвращался, пугал людей размером и громким хриплым карканьем.
— Теперь твоя очередь, — напомнил Алекс. Её большой, светлый, аккуратный Алекс. Рита кивнула.
— Я буду держать тебя всю дорогу за руку. Хочу запомнить, каково это.
И она держала. Под зонтом по дороге к метро, и в вагоне метро, и на эскалаторе: почти каждую минуту она искала его длинные теплые пальцы. Они практически не говорили. Слова казались мусором под ногами, прошлогодней листвой, бледным отражением чувств. Место встречи становилось все ближе, а грусть — все отчаяннее.
Михаил Юрьевич Лермонтов стоял там, где ему и полагалось: на высоком каменном цилиндре посреди площади, названной в его честь. Каменные полы его шинели развевал ветер, он устремил задумчивый и печальный взгляд вдаль. Легкий дождик моросил с серого неба и тек по его щекам, словно слезы.
Внизу стоял мужчина. Возраст было угадать невозможно, но у него были белоснежные волосы и борода и широкие плечи, такие широкие, что он мог бы посостязаться в силе с иным молодым человеком. Мужчина смотрел наверх, на каменного поэта, и на морщинистом лице его застыло задумчивое, едва ли не ностальгическое выражение.
— Ревет гроза, дымятся тучи над темной бездною морской, и хлещут пеною кипучей, толпяся, волны меж собой, — громко, с расстановкой продекламировал он, а потом повернулся и с улыбкой прогремел: — Миетель! Дочь моя! Ты пришла.
Рита даже не думала, что так сильно соскучилась по отцу. Она умудрилась забыть, какая поистине могучая у него фигура. Где он только отыскал это модное серое пальто на свои плечи? Обычно стоящая дыбом борода была аккуратно уложена, усы игриво завиты вверх. Рита улыбнулась ему широко и искренне, но с места не сдвинулась. Она будто прилипла к асфальту.
— Ну же, иди сюда! — Гром распахнул объятия. — Медальон у тебя, я знаю! Иди сюда, и давай вернемся домой.
Миетель смотрела на отца, а перед внутренним её взором стояла Маргарита, не очень известный, но талантливый московский астролог, и её жизнь. Бедовая квартира в массивной сталинке, светлый, уютный Алекс, то, как он хлопочет на кухне или обнимает ночью в минуты близости. Кира, яркая, веселая, шумная, готовая всегда прийти на помощь. Холодный, циничный Майтес, бросающий колкости с высоты своего шкафа. Михаил и Джек, сосед Григорий, Елена Желанная и многие, многие другие люди. С сокрушающей ясностью Миетель поняла, что её сердце осталось здесь, на Земле, и если она хочет вернуться домой… Что ж, ей придётся это сделать без него.
Миетель думала всего несколько секунд, но ей показалось — вечность. Потом она достала из внутреннего кармана медальон и медленно положила его на тротуар, всего в нескольких сантиметрах от площади Лермонтова, но все-таки не на неё.
— Рита, что ты делаешь? — тихо спросил Алекс.
— Миетель?! — прогремел Гром.
Когда она распрямилась, она больше не была Миетель, вновь став Ритой. Убрала руки в карманы пальто и зажмурилась, вдыхая свежий воздух, пахнувший бензином и дождём.
