преференции исключительно мужской активности, тогда как менее половины (точнее 43%) склонны одобрять симметричность в получении эротического удовольствия брачными партнерами.
Большее различие фиксируется между крайними поколениями («молодым» и «пожилым») в среднем российском городе. Каждый четвертый молодой туляк приписывает возможность сексуальной инициативы (манеры ухаживания, вид петтинга, предпочтение поз и т. п.) исключительно мужчине, причем пожилые разделяют такое мнение вдвое чаще. Почти 70% представителей молодой когорты высказались за гедонистическое равенство брачных партнеров и только треть представителей старшего поколения поддержали идентичную позицию. Наконец, среди тех, кто не сумел однозначно ответить на поставленный вопрос, оказалось соответственно 5% против 19%.
Сопоставление предпочтений населения двух городов показало, что расхождение в ориентациях между петербуржцами и туляками в целом менее существенно, чем между «молодыми» и «пожилыми» поколениями внутри каждой из подвыборок.
Для репрезентативного показа влияния «поколенного» фактора на трансформацию эротического поля, дополню собственные эмпирические разыскания данными национального французского опроса. Я целенаправленно выбрал такой репертуар, который, во-первых, российскими социологами, как правило, игнорировался, во-вторых, назрела необходимость расширения зоны «кинзианских» сюжетов — мастурбация, содомия, фелляция и куннилингус.
Итак, большое различие между мужчинами и женщинами проявилось в отношении автоэротизма: первые занимались им вдвое больше, чем вторые (84% против 42%). Если мужчины всех возрастных групп от 80% до 90% сообщали, что онанировали хотя бы один раз, то в женской совокупности лишь в возрастном отрезке от 25 до 44 лет таких оказалась значительная доля (более 50%). Среди женщин в возрастной группе старше 45 лет доля «признавшихся» в мастурбировании невелика (менее 30%). В подвыборке самых молодых (от 18 до 24 лет) сообщили о вовлеченности в этот вид парафилии не более трети женщин. Мастурбация, являясь нормальной и квазиуниверсальной практикой молодых мужчин, свойственна лишь меньшинству женщин того же возраста: существенная доля первых попыток женской мастурбации если и дает о себе знать, то после двадцатилетнего возраста. По мнению социолога А. Бежена, отвечавшего за данный раздел французского отчета, как уже говорилось выше, эта практика в общем-то довольно низко оценивается женщинами, она «слишком легкая», здесь не нужно соблазнять или привлекать партнера, следовательно, она не способствует подтверждению собственной привлекательности. Более того, мастурбация продолжает связываться с идеей одиночества и не может удовлетворить потребность любить и быть любимым (см.: Бежен 1998: 144).
Три четверти мужчин и две трети женщин применяли фелляцию. Меньше всего этот вид орогенитальных контактов распространен среди самых старших представительниц женского пола (только 42% 18—19-летних, уже имевших опыт). Но доля женщин, практикующих ее, увеличивается с возрастом и опытом супружеской жизни (82% среди 25—34-летних). Зато половина женщин старше 55 лет сообщают, что не ведали никакой фелляции{100}. Совершенно ясно, делают вывод исследователи, что в данном случае сказывается воздействие поколений — эти женщины стесняются сообщить о фелляции, да и в реальности реже к ней прибегали.
Куннилингус распространен во Франции немного чаще, чем фелляция. Три четверти женщин и четыре пятых мужчин утверждают, что практиковали его. Женщины самых зрелых поколений (старше 55 лет) менее сдержанны по отношению к этому «пассивному» способу эротики, чем к фелляции. И здесь все-таки наиболее вовлеченными оказались 25—34-летние молодые (87%), но уже достаточно зрелые как мужчины, так и женщины.
Анальное проникновение, или содомия, остается активностью меньшинства: ее практиковали (хотя бы один раз) только 30% мужчин и 24% женщин. В целом лишь 3% представителей обоих полов ответили, что часто пользуются этим видом сексуального контакта, а 12% мужчин и 10% женщин — иногда. Но содомия не осталась неведомой ни для одного поколения. Если среди мужчин в возрасте от 25 до 44 лет (скорее всего состоящих в легитимном союзе) самая большая доля таких, кто опробовал ее в качестве эксперимента, то среди молодежи от 18 до 24 лет — наибольшая доля тех, кто занимается ей часто (5%). Эти показатели, заключают французские исследователи, означают не только реальное расширение такой практики (от себя добавлю — и всех остальных из предъявленных выше), но и, без сомнения, и более толерантный социальный контекст, облегчающий признание в ее использовании (см.: Spira, Bajos 1993: 128-129){101}.
Российский эмпирический (и статистический) материал, проанализированный, в первую очередь, в гендерном и поколенческом ракурсах, и аналогичные сюжетные линии, заимствованные из опросов, проведенных в других европейских странах (Франции, Финляндии, Германии, Швеции), обнажили мозаичный и плюралистический эротический ландшафт. В этой связи нельзя не задаться вопросом: в состоянии ли институт брака выступать, как это было на протяжении многих столетий, монополистом в регулировании сексуальных практик и прокреационной деятельности? Полагаю, пора отбросить лицемерие и подтвердить уже ранее звучавший тезис — нет. Проясняя эту мысль, сошлюсь на два явления, зафиксированные в индустриальных странах за последние десятилетия, иллюстрирующие радикальную трансформацию всего пространства матримониальности. В частности, речь пойдет о динамике «сожительства» (cohabit) и рождаемости у родителей, официально не зарегистрировавших свои сексуальные отношения.
По свидетельству французского социодемографа Л. Русселя, обобщившего статистические показатели по пяти странам (Дания, Франция, Голландия, Швеция и США), массовое распространение фактических, но не оформленных браков начинается с середины 70-х годов. Наиболее показательны в этом смысле кривые по Швеции и Франции. В первой из них — среди мужчин 25—29 лет в 1975 году сожительствовали 21%, к 1985 году доля такой практики возросла до 31 %; среди женщин (того же возраста) — соответственно 17%и31%;во второй — та же возрастная когорта: у мужчин (в течение 10 лет) — от 3% до 17%, у женщин — от 2% до 11% (см.: Roussel 1989: 1—8){102}.
Репрезентативный опрос, проведенный в 1996 и 1999 годах в трех регионах Европейской России (Ивановская область, города Екатеринбург и Пермь), указывает на распространенность незарегистрированных браков. По данным 1996 года, в фактических браках состояли 14% женщин в возрасте 20—24 лет, а по результатам последующего опроса — 17,4%. Относительно общего числа женщин, состоящих в браке в том же возрасте, доля тех, кто живет в незарегистрированных союзах, оказалась еще более впечатляющей — 22% в первом случае и 30% во втором (см.: HP 2002: 32).
Аналогичные процессы стали наблюдаться с 80-х годов и в сельской местности. Основываясь на динамике рождения «внебрачных» первенцев в Сибири, регистрируемых по заявлению обоих родителей, А. Р. Михеева зафиксировала существование фактических браков молодых матерей в возрасте от 15 до 19 лет (см.: Михеева 1994: 142).
Несколько слов
