как раздосадованная наседка, набросилась на Тимофея, обрушила на него сумку:
— Вот я тебе!
Н-да, рыночные боевые тетки — страшная убойная сила! Длинные красные ногти могли разодрать лицо вора, так что я ее остановил, выставив руку. Тетка завозилась в сумке, бормоча:
— Два месяца назад у меня так же пропал кошелек. — Она извлекла смартфон и нарочито громко проговорила: — Алло, милиция?
И, отойдя в сторонку, забормотала вполголоса.
Мне очень не понравилась наглость вора. Он вел себя, как хозяин. А хотел он, чтобы случилось чудо, и ему помогли избавиться от кошелька. Еще хотел вогнать мне между ребер заточку, спрятанную за голенищем сапога. Почти как в прошлой жизни. Ну и в милицию, конечно, очень не хотел.
Значит, если администрация рынка и в сговоре с карманниками, менты точно ни при чем и оформят вора, как полагается.
— Последний шанс, пацан, — не унимался вор в перерыве между страдальческими подвываниями. — Отпусти и забудем. Ты не знаешь, с кем связался!
«Еще как знаю», — подумал я, вспоминая младшего Карасика, из-за которого чуть не убили майора Джабарову. Этот хрен на Карасика работает, значит, менты должны ему обрадоваться. Я вгляделся в толпу, надеясь увидеть второго карманника, но того и след простыл.
Вокруг начала собираться толпа. Расталкивая зевак, ко мне пробиралась обворованная старушка. Держась за поясницу, она остановилась напротив вора, посмотрела ему не в глаза — в самую душу.
— Что ж ты делаешь, сынок? — проговорила она дребезжащим голосом и отвернулась, подбородок ее трясся, веко дергалось. — Верните кошелек… внукам подарки…
Наглый вор, припечатанный мордой к столику, выкатил глаза и принялся оправдываться:
— Побойся Бога, мать! Это не я. Кто-нибудь, позвоните долбанному Иа!
Над толпой зевак мелькнула голова Юрия Горбача, он продрался ко мне, искоса глянул на задержанного и спросил:
— Что происходит?
— Вора поймал. — Я все еще держал карманника и выпускать не планировал. — Стырил кошелек у старушки.
— Да какой кошелек? Наговор! Клевета! Помогите, люди добрые, ни за что честного человека обвиняют! — заныл он и вдруг осклабился и прошипел уголком рта: — Позовите Иа, пусть объяснит этому дебилу!
— Может, лучше сразу Пятачку? — сыронизировал я.
Я был уверен, что кошелек при нем, потому что помнил каждое его движение, а значит, он не отвертится. Откуда тогда такая самоуверенность?
Юрий протяжно и тяжело вздохнул, уставился на вора.
— Вот же урод, ну ты подумай! — Он похлопал меня по спине. — Похвально, товарищ.
Шагнув вперед, Юрий раскинул руки и крикнул:
— Расходимся, кина не будет. Милиция разберется. Кстати, уже вызвали?
— Вызвали, да! — крикнула толстая тетка, уходить с места, откуда открывался отличный обзор, она не планировала.
Остальные отошли, чтобы смотреть шоу издали.
Юрий обернулся к вору, похлопал по спине теперь его.
— Что ж ты так, а? На вид — приличный человек! В тюрьму захотел, да? Давно гастролируем?
— Отпустите… больно! — заскулил вор, заелозил щекой по столику, куда натекла целая лужа крови. — Убивают!
Юрий повернул голову ко мне.
— Саша, там машина пришла, иди помоги, а я с этим, — он с чувством ударил вора в бок, — разберусь.
— Охренел? — заорал вор.
— Мне нельзя отлучаться, я буду проходить как свидетель, — ответил я и обратился к старушке, которая все стояла в сторонке, кошелек ждала: — Бабушка, кошелек ваш — вещественное доказательство, его быстро не вернут. Идите домой.
Юрий тоже не уходил. А вот когда возле ворот появился патруль, ретировался, говоря:
— Ладно, разбирайтесь. Я пошел — работа сама себя не сделает. — Он приложил телефон к уху и что-то заорал, очевидно, подчиненным.
Патруль приблизился. По иронии судьбы дежурили сегодня мои старые помятые знакомые: Шрек-Кот, Пушкин, Артурка с фингалом точно не моего авторства, а шкет по имени Кирилл был у них за главного. Не подавая вида, что мы знакомы, он представился, поглядывая на задержанного:
— Сержант Кирилл Громовой. Что происходит?
Только я раскрыл рот, как меня перебила старушка:
— Кошелек у меня украли. Вот этот гад. — И трясущимся узловатым пальцем указала на вора.
— Ясно, — кивнул Кирилл, окинув взглядом собравшихся. — Как это случилось? Свидетели есть?
— Есть, — проговорил я. — Я свидетель.
Сержант обратился ко мне так, словно мы незнакомы:
— Отпустите подозреваемого.
Задержанному он рявкнул:
— Руки за голову, не двигаться! — Вор послушался, Кирилл скомандовал своим подчиненным: — Обыщите его.
— Вы об этом пожалеете, — твердил вор, и в голосе его клокотала злоба. — Я невиновен! Я буду жаловаться!
Кирилл очень хотел бы меня не видеть, никуда не ехать и никого не оформлять, зеленоватый цвет лица кричал, что его мучало похмелье. Но долг есть долг, милиция на службе народа и все такое.
— Виновен, не виновен, это мы сейчас проверим. — проговорил Шрек и со знанием дела приступил к обыску.
На столик легла зажигалка, пачка сигарет «Прима», пуговица, обертка конфеты, брелок с ключами, мелочь, початая упаковка жвачки и несколько пятидесяток, засаленный платок.
Похлопав подозреваемого по штанам, Шрек выпрямился и положил на стол заточку.
— Этого, по-моему, недостаточно для задержания, да?
Это что же получается — кошелька при нем нет?
Кирилл решил во всем удостовериться самостоятельно. Пока он повторно обыскивал вора, я шагнул к Коту как к самому адекватному и шепнул:
— Хозяин чебуречной в курсе, что это вор. Пугал меня Карасиком, из-за которого…
— Гражданин, вы ничего не напутали? — спросил у меня Кирилл. — У него нет кошелька.
Меня будто ледяной водой окатили. Вор не успел бы его сбросить! Я помню каждое его движение. Это какой-то бред. Они что, тоже покрывают вора? Не похоже.
Ну не в заднице же вор кошелек прячет. Заглянув под стол, я осмотрел асфальт вокруг и вдруг понял. Сжал зубы. Меня развели, как ребенка! Ну, Юрий, ну артист! Теперь ясно, чего он уходить не хотел, вокруг ошивался, вора то похлопает, то ударит, то меня отослать попытается. Вот кто помог карманнику, а я выставил себя идиотом.
И ведь мог же сфокусироваться на Юрии, понять, чего он хочет. Вот что мешало мне это сделать?
Старушка, ожидающая в сторонке, приковыляла к столику, протянула сумку, потрясла ею.
— Товарищ милиционер! Но кошелек-то пропал! И парень видел, кто его украл!
Кирилл изобразил на лице вполне достоверное сожаление.
—
