class="p1">Яркий свет фар пробился сначала сквозь решетки и щели окон со стороны фасада, обозначив и исказив до неузнаваемости большую часть пространства входного зала. Потом широко распахнулась дверь, и на её ослепительном фоне появилась сначала темная фигура Бовы, затем Ольги, державшейся за спинку инвалидной коляски с сидящим в ней Зотовым. Следом шел охранник, тащивший большую сумку со всем необходимым для предстоявшей встречи.
— Приносим извинения за вынужденную задержку, — картинно сняв совершенно неуместную в данной обстановке элегантную шляпу, прижав её к груди и преувеличенно низко поклонившись, заговорил Бова, предварительно внимательно оглядев приглашенных на встречу местных жителей. — Отвратительная погода, всем нам хорошо известная российская грязь по это самое место, — показал рукой чуть ниже живота, — сделали наше своевременное прибытие весьма и весьма проблематичным. Мне кажется, вы нас уже и ждать перестали.
— Сомнения действительно появились, — ответил Федор Николаевич.
— Напрасно. Совершенно напрасно.
Взяв на себя роль распорядителя предстоящих знакомств и первоначальных действий и будучи совершенно уверен, что дальше все сложится само собой, Бова уверенно направился к столу, жестом показав тащившему сумку охраннику идти в том же направлении. Проходя мимо отца Дмитрия, он ещё раз вежливо поклонился.
— Уважаемый батюшка, вам наши особые извинения, как лицу духовному и к нашим мирским делам мало причастному. Не замедлим возместить понесенные труды и неудобства.
— Я, собственно… — смущенно пробормотал отец Дмитрий, но в это время подъехавший на коляске Зотов протянул ему руку.
— Огромное спасибо, что дождались. Сергей Зотов…
— Тоже весьма рад, — ответил на рукопожатие отец Дмитрий. — Наслышан, но, честно говоря, не совсем в курсе.
— Все досконально обговорим, обозначим и объясним, — пообещал Зотов. — Потом. А пока, — обратился он к Бове, — коли уж ты взял на себя роль проводника и тамады, распорядись насчет выпить и закусить. У меня от этой дороги и непогоды почему-то разыгрался аппетит. Надеюсь, не у меня одного.
Бова начальственно махнул рукой в сторону двери. Фары погасли. Прежний окружающий сумрак после этого показался темнотой.
— Меня это радует, — подошла к Зотову Ольга. — У тебя так давно не было аппетита. Я даже с врачами советовалась по этому поводу.
Бова и охранник тем временем торопливо выставляли на стол бутылки, разовую посуду, самую разнообразную и довольно дорогую еду.
— И что они насоветовали?
— Все то же. Бросить курить, никаких волнений, умеренность, покой. Об остальном поговорим наедине.
— Запрещают жить, чтобы выжить, — пробормотал Зотов.
— Они тебя все-таки спасли.
— Я их об этом не просил. Теперь буду выкарабкиваться самостоятельно. Всеми силами и средствами. В том числе и с помощью аппетита.
Заметив, что у стола стоит всего один-единственный стул, он окликнул Бову:
— Бова, на тебя это не похоже, но, кажется, ты прокололся. На чем все будут сидеть? Тут всего один стул.
— Вы правы, шеф, — моментально отозвался Бова. — Стул один, но насчет «прокололся» возражаю категорически. Федор Николаевич, сколько человек мы можем обеспечить сидячими местами?
— Восемнадцать, — уверенно заявил тот.
Бова, загибая пальцы, пересчитал всех находящихся в зале, не забыв спросить у Зотова:
— Николая считать?
— Понятия не имею.
— Ребятки в машине перекантуются во избежание возможного постороннего вмешательства. Тогда всего восемь, — подвел он итог и обратился к Федору Николаевичу: — Сможем обеспечить восемь сидячих мест?
Федор Николаевич и Ленчик стали торопливо расставлять вокруг стола составленные пирамидой у бывшей стойки перевернутые урны. Бова тем временем подал какой-то знак Вениамину, и тот, прихватив со стола гармошку, заиграл какой-то неразборчивый марш, одновременно передвигаясь вокруг стола и внимательно разглядывая выгружаемую на него снедь, уделяя особое внимание выставляемым знакомым и незнакомым бутылкам. Бова тем временем достал, укрепил на столе и зажег одну за одной несколько свечей. Окружающее пространство заметно посветлело. Охранник, прихватив на треть опустевшую тару, направился с ней к выходу. Когда за ним закрылась дверь, Вениамин перестал играть.
— Последний вопрос, — ещё раз поинтересовался Бова: — Ждем вашего зама, или как?
— Вообще-то я предполагал, что он при своей всегдашней обязательности уже здесь присутствует. Видимо, и ему погодка не дала развернуться. Когда появится, тогда и появится, — решил Зотов.
— Тогда прошу всех к столу, — объявил добровольный тамада и придержал поторопившегося усесться первым Ленчика.
— Вам, молодой человек, шестнадцать, по-моему, ещё не стукнуло. А дети до шестнадцати лет на вечерние сеансы со спиртным не допускаются. Следи вон за печкой. А чтобы не было обидно, держи вот… Вот и вот… — передал ему бутылку пепси и тарелку с бутербродами.
Ленчик с удовольствием пристроился у печки и немедля принялся за бутерброды.
— Прошу всех налить, — продолжал командовать Бова. — Выбор свободный — чего желается. В количестве тоже не ограничиваем. Но меру помнить все-таки желательно, иначе теплая дружеская беседа может не случиться. А она очень даже желательна. Тебе коньяк? — спросил он у Зотова.
— Мне, как всем.
Бова налил ему водки, присел на стоящую рядом урну и постучал ножом по тарелке. Убедившись, что все с нетерпением ждут разрешения начинать, встал и, взяв в руки стакан, произнес неизбежное в подобных случаях вступительное слово.
— Поскольку у нас демократия… Вернее, так называемая демократия, первый тост предлагается любому, кто его желает произнести. Регламент — одна минута. Прошу не забывать, что краткость — сестра таланта. Есть желающие?
С нетерпением тискающий свой стакан, Вениамин первым поднял его и громко заявил:
— За знакомство!
Бова посмотрел на Зотова, тот разрешающе кивнул головой.
— Недурственно и по существу, — согласился тогда Бова. — Единогласно поддерживаем. Выпили, выпили… Отец Дмитрий, не скромничайте, у нас ещё все впереди. В том числе и ваше благословление, и возможное освящение.
Подождав, когда все выпьют и закусят, продолжил:
— А теперь, чтобы не простудиться и не забыть…
— Предлагается повторить, — снова обозначился Вениамин.
Погрозив ему пальцем, Бова продолжил:
— Повторить действительно требуется. Но тост теперь будет совершенно иной. И озвучит его организатор и вдохновитель…
— Уважаемый руководитель, — не удержался Вениамин.
— Да замолчишь ты когда-нибудь, ботало коровье! — прикрикнул на него Федор Николаевич. — Я извиняюсь, но если ему сразу не указать, никому слова не даст сказать. Привык своей дурью местное население развлекать.
— Вот и ты, Федька, в рифму заговорил. Это тебя такой стол сподвигнул. А я прост, как дрозд. Перед красавицей извиняюсь, конечно, но мне до смертинки осталось три пердинки, а выпить хочется. Хороша бражка, да мала чашка. Меня учить, что мертвого лечить. Где споткнулся, там и загнулся.
— Вы это все сами? — удивилась Ольга. — Складно у вас все получается.
— Музыка моя, слова народные. Поживешь тут у нас, всему научим.
— Всю жизнь мечтала: жить в деревне, сочинять частушки, выгонять коровушку на росу и повстречать медведя во лесу, — прорвало
