посадника Водовика и Семена Борисовича в 1230 г.: «…а добытъкъ Сменовъ и Водовиковъ по стомъ разделиша»[688].
Когда же все-таки возникла в Новгороде сотенная система? Древность этого института на Руси засвидетельствована летописью. Владимир Святославич устраивал в Киеве в своей гриднице пиры, на которые сходились бояре, гриди, сотские, десятские и нарочитые мужи[689].
Для Новгорода В.Л. Янин ранее полагал искусственность сотенного деления, устроенного киевскими князьями, и противопоставлял ему исторически сложившееся членение города на концы и улицы[690]. Теперь исследователь несколько изменил свои взгляды и считает, что на протяжении всей истории Новгорода обе административные системы существовали рядом: в концах жили бояре и зависимые от них люди, а в сотнях — прочее свободное, но не привилегированное население (житьи, купцы, черные люди)[691]. Вопрос о назначении областных сотен остался без ответа.
Изучение приписок к грамоте Святослава Ольговича показало, что Обонежье и Бежецкий верх как судебно-податные районы были приблизительно равны. В сохранившихся докончаниях Новгорода с князьями Бежичи постоянно именуются волостью. Можно думать, и Обонежье также образовывало волость (в приписке названо «землей»). Однако в упоминавшемся «Уставе о мостех» среди областных сотен указаны Обонежская и Бежецкая. Если и волости, и сотни — административно-территориальные единицы, то как они соотносились между собой?
Может быть, оба термина обозначали одно понятие и легко заменяли друг друга? Ведь для большинства сотен в летописях, и актах не трудно найти аналоги в волостях: Лужская сотня — волость Луга, Лопская сотня — волость Лонца, Ржевская — Пусторжевская и т. п. Но, областных сотен, включая княжую, известно только девять, а волостей значительно больше, и они имели тенденцию к дальнейшему дроблению (например, Бежичи).
Выход из возникшей путаницы указывает административное устройство самого Новгорода, где концы соседствуют с сотнями. В «Устав о мостех» городские и областные сотни внесены общим списком с единой нумерацией, что прямо свидетельствует об их однородности. Значит, если в городе по сотням распределялось свободное, но не привилегированное население, то и в Новгородской земле вряд ли было иначе.
Действительно, в договорных грамотах постоянно присутствует формула: «кто купецъ, тотъ въ сто, а кто смердъ, а тотъ потягнеть в свои погостъ; тако пошло в Новегороде»[692]. Отсюда следует заключить, что в XIII в. волости и сотни представляли разные системы территориального деления. По погостам, сведенным в волости, сидели смерды — новгородские крестьяне-данники, а купцы и, вероятно, ремесленники, как и в городе, группировались по сотням. И здесь административная структура княжества членится и по топографическому и по социальному признаку. Но обе системы охватывают одни и те же районы. Цитированные выше докончания предписывают дворянам князя «по селомъ у купцевъ повозовъ не имати». Вывод очевиден: крестьяне данной местности несли повинности и платили оброк в свои погосты (позднее — «в свой потуг»), а купцы из этих сел входили в сотню и тоже выступали сообща в необходимых случаях (например, «городнее дело» или мостовые работы в Новгороде).
Появление областных сотен и их взаимосвязь с волостями-погостами легче уяснить, учитывая, что территория первых (по Б.А. Рыбакову и А.Н. Насонову) целиком размещается в пределах древнего ядра Новгородской земли.
Вполне соглашаясь с мнением этнографов и историков о древности десятичной организации, полагая, что князья на Руси получили ее в наследство от предшествующей эпохи и на первых порах использовали в военно-административных целях, приходится признать более поздний характер системы волостей, погостов и становищ, перекроивших прежнее деление земель. Недаром границы вновь образованного Новгород-Северского княжества прошли по территории древней Сновской тысячи[693].
Таким образом, архаический характер сотенной организации у восточных славян находит подтверждение в показаниях источников. В этой связи небезынтересно наблюдение Ю.В. Бромлея, что ее наиболее прочные следы обнаруживаются на территории, сравнительно поздно заселенной ими[694]. А новгородские земли как раз и были такой областью. Не менее важно и другое обстоятельство: в Хорватии XI в. рядом с древней жупанийско-сотенной системой, уходящей корнями к первобытнообщинному строю, существовала другая, асимметричная ей организация местного управления по округам[695]. Так же, по-видимому, решается вопрос и о сосуществовании в Новгороде сотен и погостов-волостей. Вторые шли на смену первым. Именно в распространении вширь системы погостов-становищ, в устроении новых погостов на старых территориях и сказались прежде всего успехи феодализации Новгородской земли.
Первоначально она делилась на сотни, объединявшие все свободное население, что вполне соответствовало принципам организации войска и архаическим формам сбора дани — полюдью. Недаром легенда о призвании князей утверждает, что именно словене, кривичи и чудь платили варягам дань не от сохи, не от дыма, а от мужа[696]. С углублением процесса социальной дифференциации менялось и существо сотни, дружинно-даннической организации свободных общинников. Военные обязанности почти полностью перешли к профессиональным воинам-дружинникам, из числа которых в основном формировался класс крупных феодалов (бояре, старшая дружина) Вервь, «уставленная» погостами, становищами, уроками, напротив, стала объектом все возрастающей феодальной эксплуатации. Полюдье превратилось в единовременный дар («осеннее полюдие даровное»), и к нему добавились новые поборы и судебные пошлины. Потребовалась и другая, более дробная и совершенная система учета платежеспособности податного населения. Погост — центр близлежащей округи — вышел на передний план[697].
Однако сотни не исчезли, а сохранились как территориально-социальные организации населения (купцов, младших дружинников, ремесленников, затем и житьих людей), занимавшего промежуточное положение между двумя главными классами новгородского общества — феодалами и крестьянами-данниками. Поэтому и границы волостей вначале совпадали с рубежами старых сотен и лишь впоследствии, с появлением новых погостов, умножением частновладельческих сел и деревень, они видоизменялись, перекраивались и т. д.
Подводя краткий итог рассмотренному материалу, необходимо подчеркнуть несколько моментов. Границы древнего ядра Новгородской волости в общих чертах совпадали с территорией «племенного» союза словен, кривичей и чуди и определились не позднее первой половины X в. Этот процесс, конечно, не тождествен повсеместному распространению там суда и даней. Первоначально идея единства и зависимости от общего центра выражалась в военном участии и определенных отчислениях (в виде полюдия) на содержание дружины (гридей). Потом две трети поступлений шли в пользу киевского князя как верховного сюзерена. К тем временам и относится сотенное деление новгородских земель, связанное с соответствующей организацией войска[698]. Имеются сведения об «уставлении» Ольгой в 40-х годах X в. пошетов и даней по Мсте и оброков и даней по Луге[699]. Этим актом знаменуется новый этап развития феодальных отношений в Новгороде. «На смену полюдью пришло управление через город и крепости и погосты с устойчивым обложением данью «уставленных» земель»[700]. Князь получил теперь в свои руки и суд, раньше вершившийся по
