пожимаю плечом под его рукой.
— Я не могу вспомнить точных слов, но они не хотели окончательно убивать меня.
Его взгляд скользит по моему прикрытому лицу, затем он протягивает руку и поднимает мою вуаль. Я слышу его резкий вдох.
— Так плохо?
Я смотрю на него сквозь полуприкрытый левый глаз и наблюдаю, как черты его лица снова разглаживаются.
— Они видели твоё лицо? — спрашивает он.
Я закатываю глаз, конечно, он беспокоится об этом.
— Нет, — говорю я, но затем в памяти мелькает воспоминание.
Я отгоняю его.
Король уже на ногах.
— Ты сильно ранена. Нужно, чтобы тебя осмотрели. Я пришлю к тебе доктора.
— Нет, — я хватаю его руку. — Я не хочу, чтобы кто-то знал об этом.
— Ты только что чуть не убила себя, спустившись в обеденный зал, а теперь отказываешься от лечения.
Бурный поток, бушевавший в его душе, вырывается наружу, и горячая ярость наполняет его лицо, когда он смотрит на меня сверху вниз.
— Ты понимаешь, насколько ты была близка к смерти? Я по личному опыту знаю, насколько опасны могут быть такого рода травмы: твоя голова, твои рёбра. Думаю, ты многогранна, но до сих пор я не считал тебя глупой.
Он двигает руками отрывистыми движениями, заводит их за спину и смотрит на меня, стиснув челюсть.
Слёзы жгут уголки моих глаз.
— Я не хочу выглядеть… Я не хотела, чтобы они думали, что победили, — шепчу я и отворачиваю голову, полностью вымотанная, физически и эмоционально.
Я не хочу, чтобы меня отчитывали, я просто хочу остаться одна.
Повисает пауза.
— Ты позволишь мне это сделать?
— Нет, — говорю я, устав от этого спора.
— Не будет осмотра доктором. Ты не хочешь позволить мне сделать это. Может быть, мне стоит просто оставить тебя здесь умирать? — спрашивает он.
Я уже достаточно привыкла к речи Брум, чтобы уловить сарказм в его словах.
— Вы можете принести мне вещи, которые понадобятся для ухода, и я сделаю всё сама, — говорю я, моё терпение лопнуло.
Он останавливается и смотрит на меня, его огромные руки скрещены на широкой груди.
— Я уже видел тебя голой, не понимаю, почему это проблема. Ты принадлежала моему брату. Если не как ребёнка, то я видел бы тебя в свете… младшей сестры.
Мои щёки яростно пылают от смущения и гнева. Хотелось бы, чтобы вуаль была опущена.
— Вы имеете в виду ту ночь, когда вы выломали мою дверь и напали на меня. Я не вижу, чем вы отличаетесь от вчерашних бандитов.
Я знаю, что это замечание несправедливо, но он ни за что не увидит меня голой второй раз.
Он, кажется, ошеломлен моими словами.
— Я не такой, как эти мужчины. Та ночь была… редчайшей потерей контроля. Теперь я здесь, чтобы помочь тебе. Ты не могла самостоятельно подняться по лестнице и потеряла сознание всего несколько минут назад. Ты, правда, думаешь, что можешь позаботиться о себе?
— Возможно, нет, но мне не придётся слушать ваши лекции.
Я в нескольких секундах от того, чтобы заставить своё избитое тело попытаться напасть на него. Он выводит из себя. На его губах дрожит улыбка. Я хочу кричать.
Он удаляется, а я радуюсь, думая, что он уходит.
— Я вижу, ты уже пыталась о себе позаботиться, — он возвращается назад. — Где ещё у тебя повреждения, кроме рёбер и лица?
— Нижняя часть спины. Больно везде, но лицо и рёбра, самое худшее.
Усталость подкрадывается ко мне. Я закрываю левый глаз.
— Я вернусь через минуту.
— Не могу дождаться, — выдыхаю я.
ГЛАВА 23
— Не спать, — громыхает голос, пробуждая меня.
Я стону и бормочу в ответ, затем вскрикиваю, когда что-то холодное касается моего лица. Я приоткрываю левый глаз и смотрю на Короля. Выражение его лица беспристрастное. Так подозрительно. Холод проникает в правую часть моего лица, и на этот раз мой стон — стон облегчения.
— Что это? — спрашиваю я, медленно перекатываясь в его сторону.
— Пакет снега — говорит он.
Прежде чем я успеваю возразить, он запускает руку под лицевую часть моей туники и кладет ещё один пакет снега на мои рёбра, а затем ещё один под меня, затем поворачивает меня на спину. Снег приглушает боль в теле. Я вздыхаю, когда пульсирующий жар на время рассеивается.
Джован закатывает рукав моей туники и начинает промывать раны, не издавая ни звука. Моё тело потеряло столько энергии, что я сомневаюсь, что смогла бы двинуться, даже если бандиты снова ворвались бы внутрь. Он втирает сильно пахнущую мазь в поврежденную кожу и забинтовывает каждую рану. Он переходит к другой руке, а затем, к моему смущению, высоко закатывает мои штанины и повторяет тот же процесс. К тому времени, как он заканчивает с первой ногой, я забываю о смущении. Его прикосновения безличны и эффективны. Это напоминает мне о том, как я мыла детей в приюте. Эта мысль смутно оскорбительна. Он выглядит расслабленным, когда работает.
— Мне нужно добраться до твоих плеч, живота и спины, — говорит он.
Мои клятвы давно позабыты. Я поднимаю низ своей туники, обнажая нижнюю часть рёбер. Король снова втягивает воздух. Я слишком устала, чтобы говорить, но издаю вопросительный звук. Он смотрит на меня, его лицо лишено каких-либо эмоций.
Он снова убирает пакет со снегом и предупреждает меня, прежде чем легонько ткнуть в мои рёбра. Я зажимаю рот, сдерживая крики внутри.
— Наш отец умер от того, что ребро пробило его лёгкое.
Спустя целую вечность он останавливается.
— У меня нет никаких познаний в этом. Я знаю только о травмах, которые сам когда-либо получал, и… о травмах моего отца. Думаю, что большинство из них просто синяки, хотя эти два в середине выглядят хуже, чем другие, в них могут быть трещины. Ты жива спустя много часов, полагаю, будешь жить, — говорит он.
— Ох, здорово, — отвечаю я, мой голос сухой и скрипучий.
В его глазах мелькает веселье.
Он втирает другую мазь в мои рёбра.
— Мне надо обработать твою спину.
— Пожалуйста, отвернись, — говорю я, стараясь держать глаз открытым.
Мгновение он колеблется, но потом делает то, о чём я прошу. Похоже, кое-кому не нравится, когда ему указывают, что делать.
Я сажусь, будто мне уже тридцать перемен, и стягиваю с себя тунику. В несколько приёмов я перекладываюсь на живот и бормочу, когда готова. Он работает над моей спиной, и даже боль, когда он двигается по ушибам, не может омрачить облегчение от мазей, которые он наносит.
— Ты лучше, чем Рон, — говорю я в полудреме.
Рон давал мне только
