— Ты знаешь, наверное, что мы называем вас валькириями? — решил я зайти издалека.
— Валькирии, гарпии, ночные ведьмы, — пожала плечами пленница. — Все по-разному.
— И сколько валькирий?
— Если сестры… — она осеклась, — если они живы то… три, четыре… надцать… выходит, что нас осталось тридцать шесть.
Я чуть не присвистнул. Почкованием они, что ли, там занимаются? Почти четыре десятка, это не считая погибших. Признаться, никогда идеи радикального феминизма и мужененавистничества не были так популярны в Городе.
— Кто главная? — продолжил я, пытаясь не выдавать собственных эмоций.
— Мы называем ее Дева, — ответил Каменюка на время отстранившись от чая, будто последний мог отравить свое воспоминание о главной валькирии.
— Как она выглядит?
Каменюка неторопливо и тщательно описала мне внешность Монашки. Только делала это так подробно и нудно, что я начал раздражаться: «Ее глаза такие зеленые и чистые, словно ты вошел в лес в одной ночной рубашке и тебя треплет свежий ветер; нос прямой, а подбородок волевой. В нем чувствуется сила и уверенность».
В общем, если бы я на минуту вышел, того и гляди, Каменюка бы начала мастурбировать, вспоминая про Монашку. Хороша та им мозги промыла.
— Дева управляет этими вашими сестрами одна?
— Ей помогают Матери.
— Матери? — даже не пытался я скрыть сарказма в голосе.
— Матери, — спокойно ответила Каменюка. — Их трое. Было трое, теперь лишь Ангелла и Благостыня.
В ходе расспросов выяснилась одна любопытная деталь. Существовало действительно три Матери, каждая со своей интересной способностью. К примеру, первая, Ангелла (тут даже далеко ходить не пришлось, производное прозвищу дали от Ангел) умела летать. И делать все, что было связано с крыльями. Те острые мерзавчики, один из которых врезался в ногу, ее рук дело. Как выяснилось, мне вообще тогда «повезло». Я нарвался на Монашку и Матерь в одном отряде.
Кстати, именно после этого случая валькирии, которые довольно легкомысленно относились к своей безопасности, значительно усилили разведгруппы. Спасибо мне.
Вторая Матерь, Благостыня, тоже много что умела. Но лучше всего у нее получалось быть посредником. То есть брать способность у одной сестры и передавать ее всем остальным. Проблема была лишь в том, что ей необходимо находиться на определенном расстоянии от сестер. Получается, что при недавнем нападении на нас возле Молчунов, две Матери не участвовали в сражении, чтобы распределить способность летать на всех.
Ну, и третья Матерь, Огниша, могла преобразовываться в те самые разрушительные болиды, которые я видел. Правда, про нее я слушал невнимательно и так, походя. Умерла, что называется, так умерла.
Оказалось, что иерархия сестер на этом не заканчивалась. Существовали своеобразные сержанты, называемые Няньками. Их оказалось немного, всего шестеро, но что мне понравилось больше всего, одна сейчас была заперта за дверью под номером один.
В итоге, я оказался вполне доволен разговором. Оружия у валькирий почти не было. Немного они забрали у зэков, но толком пользоваться огнестрелом не умели… Не знала Каменюка и как Монашка вышла на нас. Оказалось, что с рядовым составом делятся не всеми секретами.
Причина войны с нами объяснялось просто — мы мужланы, которые держат в плену сестер, которых надо освободить. Правда, если освобождение срывалось, женщин разрешалось уничтожать. Как это мило.
Вышла небольшая заминка с описанием самых сильных бойцов и местоположением лагеря. Каменюка никак не хотела выдавать эту информацию, понимая, что туда мы заявимся не чай пить с печеньками.
Сильно я пока не настаивал, потому что знал — никуда она от меня не денется. Пусть посидит, подумает, а после я принесу еще каких-нибудь вкусняшек. Разве последняя беседа? Даже свет Каменюке оставил, чтобы не чувствовала себя такой одинокой. У меня на ее счет появились определенные сомнения.
После смерти Монашки, которую я стал считать, как неизбежную, множество оболваненных женщин придут в норму. Пусть не сразу. И с Каменюкой вполне можно будет общаться и выстраивать диалог. Чем черт не шутит, даже в команду взять. Нам бы, конечно, не помешали мастера спорта по стрельбе или кадровые военные, но дареной валькирии в зубы не смотрят.
Я вышел в коридор, добравшись до начала подвала и остановился возле двери с цифрой один. Нянька, а как мы выяснили, именно так ее теперь следовало называть, притихла. Словно почувствовала что-то.
А я стоял, тяжело дыша и скрипя зубами. В одной руке будто по волшебству появился нож, в другой пистолет. Все мое естество сейчас хотело выбит-ь дверь, войти туда и сделать нечто гнусное. То, о чем я потом пожалею. То, после чего не смогу называть себя человеком. И бог, если он вообще существовал в этом проклятом Городе, уберег. Потому что рядом раздался голос пацана.
— Шип, там лекарь от Молчунов пришел.
— Спасибо, Крыл, — ответил я, убрав нож и пистолет на место, и вышел наружу.
Глава 21
Лекарь Молчунов оказался самым колоритным персонажем, которого мне приходилось видеть в Городе. Невысокого роста, невероятно крепко сбитый, с проплешиной от лба до затылка, он чуть сутулился, будто нарочно подаваясь вперед. Вместе с этим последователь Авиценны имел самое добродушное лицо, какое только можно было представить. Мясистый вздернутый кверху нос, пухлые губы, густые кустистые брови и лучистые глаза, в которых читался искренний восторг. Такой бывает лишь у детей.
— Добрый день, — чуть склонился он, преодолев забор и оправив кургузый пиджак. После чего тут же поднял кряжистую правую руку, обходя нас всех. — Миша, Миша, очень приятно, Миша.
Голос его был такой же сочный, как он сам. Немного низкий, густой, казалось, он растекался вокруг.
— Шипастый, — я был совершенно обескуражен его харизмой. Даже не сразу задал самый главный вопрос. — Вы знаете свое имя, Миша?
— Вопрос философический. Что есть имя? Воля, которую родители нам навязывают? Вдруг я не хочу быть Олегом или, прости Господи, Порфирием. Разве я не прав?
Он окинул нас взглядом и, дождавшись одобрения, продолжил.
— Я вот в одно утро проснулся здесь, не помня ничего. Поглядел в зеркало и сказал: «Ну и морда у тебя, Миша». Так Мишей и стал.
— Миша, ты один? — спросила Гром-баба с присущей ей крестьянской тактичностью.
— Нет, со мной группа сопровождения. Сами понимаете, в Городе лучше в одиночку не шастать. Но они с той стороны вашей стены. Ребята неплохие, но руки у них растут явно не из того места, откуда должны. Еще не ровен час чего-нибудь заденут, сломают. Пусть там будут, так мне спокойнее. Итак, где у нас больной?
К своему стыду, я только теперь вспомнил про Психа. Тот, кстати, почти не шевелился и не издавал никаких звуков, явно приготовившись пообщаться с создателем этого Города и всего сущего.
