мотнул головой, Глеба оттащили четыре мужчины, полностью одетые в чёрное и с автоматами в руках.
Папа присел на корточки перед Сашей. Что-то тихо и угрожающе спросил. Бывший муж плюнул папе в лицо. Раздался хруст. Саша взвыл. Из его носа хлынула кровь. Но на этом папа не остановился. Он медленно и методично бил мужчину. То и дело раздавался хруст. И вопли Саши.
А потом просто достал пистолет и направил на мужчину.
Я зажмурила глаза. Услышала громкий выстрел. Сжалась.
— Уберите его отсюда, — холодно велел отец.
Я всё же распахнула веки. Увидела, что папа выстрелил в достоинство Саши. Вскинула глаза на отца, который уже шёл в мою сторону.
Присел передо мной на корточки, развязал узел верёвки на ногах. Ключом расстегнул наручники.
На его лице была написана вина и сожаление.
— Не уберёг тебя, цветочек мой.
Вскинул руку и провёл по щеке. Его пальцы дрожали. Я слабо улыбнулась.
— Зато ты выполнил отцовский долг. Защитил свою дочь.
— Золушка, — слева от меня на колени упал Глеб.
Я медленно переводила взгляд с папы на лицо любимого.
— Вы мои защитники. Мои самые любимые, самые дорогие мужчины.
Приподнялась, обвила руками шеи обоих. И расплакалась. Дала волю слезам. Две большие ладони гладили меня по спине. Одна горячая и подрагивающая — моего отца. Другая ледяная и даже в такой ситуации пускающая мурашки бегать по телу.
— Я хочу домой. Заберите меня отсюда.
Папа отстранился первым. Позволил Глебу подхватить меня на руки и понести на выход из амбара. Я положила голову на плечо любимого и замерла. Пришло полное опустошение. Силы кончились. Эмоции тоже.
— Я люблю тебя больше жизни, моя Золушка. Моя волшебная девочка. Всё уже хорошо. Всё позади. Никто не обидит. Никто и никогда больше не посмеет тронуть.
У меня даже не было сил на то, чтобы ответить. Но слова любимого человека сладостью расползались в груди. Парень вместе со мной залез в небольшой автобус. Устроил на своих коленях. Вжал голову в плечо, стал массировать затылок и целовать висок.
— Бл*ть. Сейчас убью его. Пожалел его твой отец.
Пальцы моего Глеба соскользнули на щёку, которая опухла от удара. Папа опустился на соседнее сиденье, поставил на колени аптечку. Достал из неё пластырь и какую-то мазь. Придвинулся ближе, пальцами нанёс мазь на щёку и заклеил ссадину.
— Прости меня. Я не должен был уходить. Не уследил.
— Папуль, не выдумывай. Ты не мог об этом знать.
Мужчина прикрыл глаза и тяжело задышал. Я потянулась, сжала его ладонь.
— Пап. Он что-то говорил про маму. Он сказал, что мама жива.
— Что? — зрачки в глазах отца сначала сузились, потом резко расширились. — Виталина…
— Папа, я ничего не знаю. Он заикнулся и всё. Пап, — со всей силы сжала ладонь. — Найди её. Умоляю тебя. Найди мамочку!
Мужчина с силой сжал переносицу и издал звук, походящий на скулёж раненного зверя.
Я вновь без сил откинулась на плечо Глеба, прикрыла глаза. Пальцы любимого тут же стали нежно массировать затылок, губы прижались к виску. От пережитого стресса я погрузилась в сон, как только автобус тронулся с места.
Проснулась уже в кровати в нашей с Глебом квартире. Любимый спал за спиной, крепко меня обнимая. Чуть приподняла руку парня и повернулась к нему лицом. Только сейчас заметила, как сильно осунулось лицо парня. Бедный мой мальчик. Как же он переживал за меня. Какой же стресс он пережил. Уверена, что не меньший, чем я.
Осторожно коснулась его щеки пальцами. Подалась вперёд, чтобы чувствовать на лице дыхание любимого. Самое вкусное. Ароматное. Коснулась губами рта Глеба. Приоткрыла рот, поймала дыхание. Чтобы оно было одно на двоих.
Сон будто снял с меня весь пережитый страх. Все переживания. Я проснулась и показалось, что всё, что произошло сегодня, было лишь сном. Кошмаром.
Любимый вдруг открыл глаза. Поймал мой плывущий взгляд. Улыбнулся. И углубил поцелуй.
— Как ты себя чувствуешь, Золушка моя? Болит что-то?
— Да, — выдохнула тоскливо.
— Что болит? Где? — тут же всполошился, навис надо мной на вытянутых руках.
— Вот тут, — перехватила руку и опустила вниз.
К развилке между бёдрами.
— Золушка, — зрачки в любимых глазах резко расширились. — Что же ты творишь со мной, родная? Ты хоть представляешь, как действуешь на меня? Что сносишь мне крышу. Просто убиваешь!
— Глебушка мой. Я так люблю тебя. Мой любимый защитник. Мой самый любимый мужчина.
— Твой отец сказал, что ты расстроилась из-за того, что не забеременела, — нежные пальцы отодвинули кромку трусиков в сторону.
Я тут же выгнулась и застонала. Кажется, от пережитого стресса чувства обострились. Стали в разы ярче.
— Почему ты не говорила мне, что хочешь ребёночка? — замер и поймал взгляд.
— Я не знала, как сказать. И ты так тоскуешь по Любе, — взгляд скользнул на кроватку, которую я сама предложила парню перевезти в съёмную квартиру.
Первое время Глеб возвращался в дом родителей. Он не мог без неё. И мигом стало стыдно, что я упрекаю Глеба.
— Прости.
— Золушка моя, родная. Я сам понимаю, что это нездорово. Понимаю, любимая. Прекрасно понимаю. Я не могу отпустить, никак не могу отпустить её.
— Я понимаю, — коснулась поцелуем пересохших губ. — Я не упрекаю. Я ничего не имею в виду. Я просто не хотела давать тебе надежду.
— Всё решим вместе, любимая моя. Будем стараться. Женимся. Отпразднуем свадьбу. Чтобы ты в белом платье, как Золушка. И в белых туфельках. Блестящих. Красивых.
— Тебе мои туфли не дают покоя, — смеюсь тихо, чувствуя, как пыльцы между ног вновь приходят в движение.
— Не только туфли, сладкая. Вся ты, — губами медленно скользит по шее, по груди, стаскивая одеяло.
На мне были только хлопковые розовые трусики, которые уже трещали под пальцами Глеба.
— Золушка моя. Моя волшебная девочка.
Мягко стащил с ног нижнее бельё. Глядя в глаза, погрузился в меня. Не выпуская моего плывущего взгляда, шептал о своей любви. О том, что всё у нас будет прекрасно. Это было больше, чем занятие любовью. Это было полное единение. Когда одно дыхание на двоих. Одна душа на двоих. Одно сердце на двоих.
С ним всегда чувства на грани. С ним всегда я разлетаюсь на сотни осколков. Но сейчас. Сейчас я просто умерла. Просто потерялась в
