глаза не стали заметно шире, не оживились внезапно жестоким взглядом? "Во вселенной существуют закономерности сна, мысли, ощущений, звука и зрения; закономерности, которые становятся понятны только тогда, когда ты долго не спал и начинаешь испытывать муки пробуждения. Но, как и всякая боль, она в конце концов открывает истину".
На этот раз Гарри сделал шаг назад. "Что в багажнике, Роуз?"
"Надо было спать, пока была возможность".
"Эти... штуки... ты знаешь, что это такое?"
Она приподняла бровь. "А ты нет?"
Голова Гарри закружилась, ноги чуть не подкосились, но он устоял на ногах. "Повсюду символы - глифы - что это такое? Что они означают? Это предупреждение?"
"Они не для тебя".
"Тогда для кого?"
"Это их знак. Так они находят свой путь".
"К чему?"
Она улыбнулась так, как Роуз еще никогда не улыбалась, ее губы скривились в злобной ухмылке. "К тебе".
Что бы ни находилось в багажнике, оно снова дернулось, и Гарри увидел нечто, завернутое в окровавленную простыню и яростно извивающееся, словно пытаясь вырваться. Из него вырвался нечеловеческий стон, когда оно снова попыталось освободиться. Не в силах отвести взгляд, Гарри наблюдал за тем, как существо рывком приняло сидячее положение, и простыня упала, обнажив забинтованное лицо со странно знакомыми глазами, полными отчаяния и ужаса.
"Ты думал, что эта жизнь будет длиться вечно?" - спросила Роуз. Над ней и за ее спиной по крыше ползли десятки фигур в черном, они метались по черепице, как бесконечная волна копошащихся насекомых, едва различимых в ночи. "Разве ты не знал, что это закончится? Разве ты не знал, что однажды придется заплатить? Неужели ты думал, что ты особенный, что у тебя есть право, что ты благословлен?"
Оскалившись, он оглянулся назад. Дорога между домами была свободна. В багажнике перевязанный урод извивался и выворачивался из-под простыни, стонал, как раненое животное, пытаясь перелезть через край и выбраться на дорогу, за ним волочились отвратительно изуродованные обрубки ног.
Откуда-то из глубины тупика прорезал темноту звук большой трубы, скребущей по асфальту. Забинтованная тварь пронзительно закричала и забилась по земле, извиваясь, как гигантский червь.
Роуз издала отвратительный смешок, когда кожа на ее лице и шее покрылась волдырями, словно выжженными каким-то невидимым устройством. Шрамы стали складываться в замысловатые узоры, превращаясь в ряды глифов, выжженных на каждом дюйме видимой плоти.
Гарри попятился назад, умудрившись удержать биту, несмотря на сильную, судорожную тряску, которая душила его с ног до головы. "Ты не Роуз".
С той же демонической ухмылкой она наклонила голову вперед, ее очки упали, а глаза медленно скользнули вверх и остановились на нем. Из какой-то черной ямы глубоко внутри нее доносились жуткие рыки и мучительные крики запертых душ, а когда она заговорила, ее голос был сырым и булькающим, пронизанным злобой. "И ты не Гарри".
* * *
Он захлопнул за собой дверь, отбросил замок и прижался к ней спиной, вздымая грудь и хрипя от пота, стекавшего по лицу. В голове промелькнуло видение темных коридоров, потолков, увешанных панелями с погасшими флуоресцентными лампами, полов из промышленной плитки, изношенных, но блестящих, стен - тускло-белых. Больница, теперь он был уверен в этом, определенно больница. А в дальнем конце тускло освещенного коридора стоял человек в белом халате, врач, чьи черты лица оставались скрыты тенью.
В голове эхом прозвучал ужасный голос Роуз.
"А ты не Гарри".
Я знаю, кто я, я Гарри Фремонт, я один из них, они пытаются свести меня с ума, я...
Тревожный стук привлек его внимание к темноте на вершине лестницы. Кто-то пытался открыть запертую дверь.
Они снова пытаются проникнуть внутрь через шкаф.
Подавив кашель, он оттолкнулся от двери, присел, чтобы его не увидели через эркер, и поспешил на кухню.
В грязной комнате было пусто. Койот убежал.
Они в доме.
Гарри поплелся к берлоге, пытаясь сообразить, что делать дальше, в голове у него мешались мысли, воспоминания и кошмарные образы, в которых он до сих пор не мог разобраться.
Единственный свет на кухне горел на плите. Неужели он оставил ее включенной? Пошатываясь, он подошел к ней, выключил... подождал... прислушался... попытался дышать через рот. Ночь и дом снова погрузились в тишину.
Зуд защекотал бровь и неровной линией пополз вниз по щеке. Его веко дернулось. Он коснулся лица вспотевшей ладонью, но ощущение осталось, прокатившись по голове, по макушке и бокам, по лбу, по носу, рту, подбородку, горлу и шее.
Нет. Подожди. Не зуд. Ощущение прикосновения.
Но это было не человеческое прикосновение, а нечто гораздо более тонкое, едва касающееся его плоти в странном ритме, словно вокруг него в воздух подбросили множество невидимых шелковых шарфов, которые спускались нежно, один за другим, задевая его при падении.
Гарри крутанулся на месте, держа биту одной рукой, а другой с ужасом размахивая, словно очищая пространство от паутины. "Отвалите от меня, отвалите, отвалите, отвалите!"
Когда он, спотыкаясь, вошел в пещеру, ощущения покинули его, а призрачные шарфы исчезли как дым. Задыхаясь, он провел руками по телу, чтобы убедиться, что все, что его касалось, не оставило после себя ничего, кроме пота и страха.
Сквозь доски пола донесся знакомый скребущий звук.
Он посмотрел вниз и прислушался.
Что-то было в подвале, оно тащило по бетонному полу ту самую странную трубу, которую он видел раньше.
Они в подвале.
Гарри скользнул к входной двери, ступая осторожно, чтобы не насторожить тех, кто находился внизу. Отчаянное желание бежать было непреодолимым, но он понимал, что бежать больше нельзя. А может, и никогда не было. Они нашли путь в дом, но они были и снаружи, бесчисленное множество их затаилось прямо за дверью. Даже если бы ему удалось добраться до машины, а его голова и зрение чудом прояснились настолько, что он мог вести машину, куда бы он поехал? Бежать было некуда. Помощи не было. Ни полиция, ни друзья, ни семья, ни соседи, ни даже незнакомец на улице не могли ему помочь. Он был один. Теперь он знал это, понимал как факт. Единственным выходом для него было последовать за звуками в подвал и провести расследование. Очевидно, тот, кто их издавал, хотел, чтобы он именно так и поступил, и не было смысла продолжать избегать неизбежного.
Ветер шелестел деревьями и слегка покачивал дом, но это было еще не все. Там, под землей, был еще один звук, второй звук, доносившийся откуда-то очень издалека. Царапающий и полый, едва слышный над эротическим шепотом ветра, слабый, но безошибочно человеческий, мужской голос, возникающий, словно
