Книга Сердце Рароха - Элли Флорес

В дверь кто-то постучал. Громко и по-свойски.

— Дражек-барашек, сходи спроси, кто пожаловал, — она накрыла остатки ужина на столе рушниками, чтобы ничего не заветрилось. Придет батька, найдет, а не захочет, она попозже все приберет, чтобы кошка не слопала. — Да не скачи во двор без валенок! Потом сопли рекой, а я ходи за тобой, неслухом…

— Иду я, — отмахнулся братишка и, встряхивая на ходу только что зачиненной ею рубахой, убежал встречать гостей.

Стукнула дверь, кто-то засмеялся. В сенях послышался шорох, хруст, и Весняна насторожилась.

— Эй, кто там? — схватив на всякий случай ухват, она тут же его бросила и выругала себя мысленно. Ага, Ветром повелевает, а сама боится каждого скрипа. — Ну, не прячьтесь, заходите, коли люди добрые!

И вошли двое ряженых, на одном — личина медвежья, на другом — ящеричья, и оба — в красных валенках, в красных колпаках, да с гуслями малыми в руках. Все, как по обряду положено. Ахнула Весняна, опустила руки, и забытый рушник выскользнул из ослабших пальцев на чисто выметенный пол горницы. Разом, не дав хозяйке опомниться, ряженые запели-затолковали:

— Ой, как в доме-та девица живет,

Ой, как в доме-та все суженого ждет,

А мы сватами пришли, не гони,

А мы сватами пришли, позови!

Ой, да суженый за нами идет,

Ой, да суженый судьбу свою ждет,

Ты его с порога прочь не гони,

Ты его в свой дом с поклоном введи!

За сватами прыгал и кривлялся Дражек. А вот ему, сорванцу, она уши-то пообрывает, как придет в себя!

Но покамест Весняна громко смеялась и хлопала в ладоши.

— Ой, проходите, сваты дорогие, угощайтесь, чем боги послали, — она тоже исполняла положенную роль, но делала это от всей души. Улыбка не желал сходить с лица. — Хлеб-соль от меня вам, поклон вашему жениху, гнать не стану, привечу, обогрею, расцелую.

— Жених, правду сказать, только через седмицу приедет, — сознался Вышата, срывая душную личину и утирая пот со лба. — Уф-ф, хорошо тут натоплено, уважаю… Что, друже, стоишь столбом, садись да угощайся, вон сестра предложила от чистого сердца. Будешь отказываться, сам знаешь, что тебя ждет.

— Угу, знаю, — Гуляй также разоблачился и охотно плюхнулся на лавку, сорвал рушничок и укусил толстый ломоть пирога. — Вкфно. Шмапкла?

— А кто ж, — правильно истолковала его последние слова баженянка. — Вых, давай-как тоже садись, в ногах правды нет. Дражек, обуйся наконец и сбегай в погреб за калиновым вареньем да липовым медком, им с дороги сил набрать и согреться нужно. Еще дров с поленницы прихвати. Ребята, я сейчас кипяточку сделаю, а то синие оба, смотреть на вас страшно… И как вы проехали-то к нам, дорог же нет?

— Места знать надо, — ухмыльнулся Гуляй, основательно принимаясь за угощенье. — Ну и деньги иметь в мошне. Вон Вых папку уломал дать нам двух лучших жеребцов, да нанял одного мужика, который лет пять как в Гон перебрался, но возчиком тут успел поработать и каждую обочинку знает, как свои пять пальцев. Он нас и сопроводил, а сейчас у своих гостит.

— А Беломир, значит, пока занят, — она села напротив товарищей и нахмурилась. — Опять бояре бузят?

— Никакой бузы, — Вышата опрокинул в рот стакан сладкого киселя и вытер пробивающиеся усики. — Они, как вы вернулись с победой, стали шелковыми. Князь-то мало того, что бажененок, так еще и змия в капусту порубал и врата пред Темными богами запер. Понимать надо, такого князя ежели злить — без штанов останешься, а то и без того места, на кое те штаны натягивают!

Гуляй дожевывал пирог, но при этих словах неприлично заржал и поперхнулся. Вышата заботливо подвинул к нему оставшийся кисель.

— Ах, в капусту-у-у, — протянула Весняна, глядя в потолок. — Напомни-ка, братец названый, как на самом деле Милютич помер?

— Да кому какое дело, сестренка, — Гуляй выел все, до чего дотянулся, и сыто икнул. — Главное — песни, которые я нынче слагаю и пою желающим…

— За хорошую плату, — вставил Вышата.

— Да, за очень хорошую плату! А что, имею право, — пожал плечами скоморох-бажененок. — Чай, тоже шкурой там рисковал. Беломир — князь, ты — боярич, вам о мошне думать не приходится. А мне вот на свадебку надо копить. А то Ладка передумает за меня идти, она девка видная, к ней парни идут, как кораблики к родимому берегу.

Весняна прикрыла рот рукой и отвернулась, чтобы скрыть хохот, прорезавшийся после таких речей.

Да уж, Ладка чистый огонечек, и впрямь передумает за Гуляя выходить… После дождичка в четверг. Влюблена в него до смерти, спит и видит, как их жрец вокруг калины обводит и рушником связывает запястья.

— Ох, с тобой все понятно, — она справилась с весельем и снова повернулась к гостям. — Ну, а ты, Вых? Мирке ждать от тебя сватов?

— Попозже и сваты будут, — твердо молвил Златанович. — Просто сейчас навалилось сразу все — батька еще слабоват, матушка хоть и взяла на себя часть дел в вотчине, но я-то моложе и наследник, потому сижу часами за докладами, счетами и прочим надоедливым… А пока Мирке я кое-что на ушко шепну. Вы тут посидите без меня, хорошо?

— Беги-беги, шапку в сугроб не срони, — насмешничал Гуляй ему вдогонку. Когда дверь в сенях хлопнула, он поставил руки на стол, оперся о них локтями и мечтательно вздохнул: — Ох, Ладане я такой домище отгрохаю в Межеполье — никто такого не строил. И сад разобью большой, она любит яблони и груши, знаю… Слышь, сестрица, а как думаешь — козочек пуховых прикупить пару штук? Она как, любит их доить али нет?

— Покупай смело, — в который раз Весняне пришлось сдерживать себя, чтобы не смутить пусть и местами дурошлепистого, но хорошего парня. — Ручаюсь, от козочек Ладка будет на седьмом небе. Она все хотела научиться шали пуховые вязать на продажу, вот и случай выпадет.

Гуляй сверкнул глазами и начал тараторить обо всех новшествах, что будут в их с Ладкой большом доме.

А Весняна, сидя расслабленно и слушая его болтовню, поймала себя на удивительном чувстве: внутри царил светлый прозрачный покой.

Точно такой, как и за окошком, где по-прежнему падал последний, пуховый, белый снег.

Маленькая Мшанка, занесенная сугробами, задремывала, и в сумерках белизна голубела, лиловела, таинственно поблескивала. Помыкивали в хлевах коровушки, фыркали лошаденки, потряхивая гривами; куры квохтали в птичниках, оберегая яйца, а петухи важно взлетали на насесты и оттуда напоминали, кто