Сахарова.
Но человек предполагает, а господь – располагает. Во время Первого Ляоянского чистилища никто в Мукдене не думал, кого и где нужно особенно беречь. Враг наступал и дрался отчаянно, не считаясь с потерями. Наши стояли насмерть. Раненых нужно было вытаскивать из-под пуль, шимоз и шрапнелей. Раненых нужно было вывозить. Раненые шли потоком. И русские, и японцы…
* * *
И вот наконец пришел этот день! Все теперь позади. Война, кровь, слезы. Смерть последних двух воинов в их эшелоне – поручика и флотского кавторанга – тех, кого все-таки костлявая отняла, кого они не смогли довезти…
Его она уже видела, они даже успели обменяться взглядами. Он – в свите великого князя Сергея Александровича и его супруги Елисаветы Федоровны, которые вместе с высоким и дородным старшим братом генерал-губернатора Первопрестольной, генерал-адмиралом Алексеем Александровичем, ожидали прибывающих на перроне. Государыни вдовствующей императрицы Марии Федоровны, под чьим патронажем формировался их санитарный поезд, среди встречающих не оказалось. Похоже, что слухи о ее болезни находили свое подтверждение…
Стоят вдоль платформы караулом гвардейцы. С примкнутыми, сверкающими на солнце штыками. Где-то подальше, в стороне вокзала, играет марши духовой оркестр, толпятся почетные гости и встречающие. Брата Мишеньки не видно.
Но все равно – пока суета. Нужно передать пациентов на попечение представителей лучших столичных лечебных заведений и родственников раненых, оформить все бумаги. Потом отчитаться перед начальником поезда, получить разрешение, проститься с врачами и девочками, условиться о встрече с подругами – Верочкой Гаршиной и Раечкой Белой, забрать вещи… и на какое-то время – свобода!!! И он – ее маленький принц…
Она торопливо проходила мимо великокняжеской свиты обратно в сторону своего вагона – молоденький лейтенант с «Аскольда» в спешке встречи с родителями умудрился забыть не только костыль, но и свой наградной серебряный портсигар, когда внезапно натолкнулась на этот взгляд.
«Сестра милосердия? Она – не из наших. Одна? Никого не встречает? И почему-то муфточка на руках? И этот решительный шаг, прямо к Сергею Александровичу. И к ее принцу… Браунинг?! Ах ты, СУКА!!!»
Она не слышала хлопков пистолетных выстрелов, не чувствовала, как пули входят в тело. Только толчки. В висках гудело и ухало много сильнее. Как сквозь вату издалека – крики и шум… небо покачнулось… и последнее, что врезалось в ее память: с каким-то сладострастным, первобытным чувством удовлетворения, изо всех безумных сил, кулак впечатывается прямо между этих ненавистных глаз!..
Все остальное: арест лишившейся чувств террористки; ее собственный путь до операционного стола, сначала на руках Чакрабона и великого князя, зажимавшего ей раны в боку и на плече; шок у всех окружающих, когда стало известно, что в корсете покушавшейся были аккуратно зашиты несколько фунтов взрывчатки, способной уложить на месте человек двадцать вокруг, и девица-убийца не смогла привести адскую машину в действие лишь по причине шока и обморока, отягченного переломом носа…
Все это Катюша узнала спустя четыре дня. Два из которых она находилась между жизнью и смертью.
* * *
Верочка, грациозно соскользнула с постели, на цыпочках подбежала к зашторенному окну и, осторожно выглянув в щелочку между между тюлем и бархатом, на пару секунд замерла, округлив глаза от изумления. После чего эмоционально всплеснула руками и возбужденно затараторила:
– Вась! Васенька. Просыпайся же, скорей! Нет… ну, ты посмотри только! Сам государь регент пожаловал, да не один, а еще и со своими офицерами. Просыпайся давай! Точно ведь – по твою душу… Ах, а мы только к Катюше съездить собрались! И что они в такую рань, воскресенье же? Господи, а нам и встретить таких гостей нечем. Что делать будем, а, Вась?
– Верунчик, не суетись… встаю уже. Который час, кстати?
– На часы-то посмотри, скоро половина девятого…
– Угу… ох, счастье мое, с добрым утром. Солнышко мое рыженькое… – Василий начал выбираться из кровати.
– Не подлизывайся, соня. И хватит на меня пялиться уже. Царь у ворот!
– Во-первых, я тебя люблю. Ни фига он не царь, это – во-вторых… А в-третьих, «двое из ларца» и их бойкие женушки на такие случаи специально мной проинструктированы. Так что Мишаню внизу у дверей никто мариновать не будет, не волнуйся, душенька. Чаю с дорожки точно предложат, – рассмеялся Василий, потянувшись и запахивая халат. – Я сейчас быстренько облачусь и спущусь к нему, а ты давай-ка, спокойно приводи себя в порядок и приходи, амазоночка моя.
– Ой! Ты бесстыжий! – Верочка кокетливо ойкнула, быстро прикрывая полой халатика полуобнаженную грудь…
Между тем Василий был вовсе не столь благодушен, как можно было подумать.
«Так… если наш местоблюститель трона прискакал в воскресенье ни свет ни заря, значит, что-то стряслось занятное. Не было печали… Мало мне того, что сегодня Веру придется огорчать послезавтрашним отъездом в командировку. На целый месяц. А тут наверняка какая-нибудь вводная наклевывается. Это в наше время мотнуться в Лондон туда-обратно было делом полутора суток, если со всеми авиационными формальностями, а не спецбортом. Здесь же темпы перемещения тушки в пространстве несколько иные».
* * *
То, что Михаил Александрович Романов вернулся с войны другим человеком, в столичном высшем свете осознали достаточно быстро. Вместо излишне самокритичного, страшащегося любых «общественных нагрузок», доверчивого и шалопаистого добряка, в чем-то удивительно похожего на собственного отца в его юные годы, перед родней и свитскими предстал вполне цельный, возмужавший, уверенный в себе человек, имеющий свое собственное мнение даже по таким вопросам, которые раньше всегда старался обходить в разговорах стороной.
Мало того, Михаил теперь ни перед кем не «сдавал», не тушевался и мнение свое готов был отстаивать в любых спорах с любыми авторитетами. Спокойно, рассудительно и без мешающих логике горячечных эмоций. Только обычные реакции неглупого человека, не раз и не два смотревшего смерти в глаза. Для некоторых из его прежних знакомых это оказалось явным откровением. Но привыкать к необходимости воспринимать младшего брата императора всерьез приходилось всем. И в первую очередь многочисленной родне. Начиная с матери и дядюшек.
Почувствовав резкие перемены в характере и ментальности уже бывшего государя цесаревича, в приватной беседе с братом Сергеем великий князь Алексей Александрович высказался так:
– Сережа, а похоже, что вырос и второй наш мальчик. И что-то мне подсказывает, непоседа Мишкин теперь составит с Ники действительно сильный дуэт. Пожалуй, Володе не стоило так перегибать палку.
– Это был не перегиб, Алексей. А глупость, граничащая с… я не знаю даже, как это назвать!.. Боюсь, что та история ею теперь не забудется очень долго. Скорее – никогда… Ты понял, конечно, о ком я говорю? – ответствовал экс-генерал-губернатор Первопрестольной.
– Понял. Дельце было
