граммов, объяснив это тем, что «иждивенцы и дети дошли до крайней степени истощения». Но я знал, что мама свой хлеб отдаёт отцу. Чтобы мужчина был сильным, его надо хорошо кормить.
Блокада показала, что голод и стрессы женщины переносят лучше мужчин.
Помню очень яркий праздник — 7 Ноября 1941 года: детям выдали по 200 граммов сметаны и по 100 граммов муки, а взрослым — по 5 солёных помидоров.
А в будни помню ещё оладьи, ужасные на вкус. Мама вымачивала горчицу несколько дней, у отца были запасы столярного клея и олифа. Горчицу заводили на столярной муке и пекли на олифе. Ужасно, но лучше, чем ничего...
Ложась спать, никто их нас не мог быть уверен, что постель-берлога за ночь не станет могилой.
П. Бучкин. «За водой»
«Гуляя» с мамой по городу (за водой, за хлебом), я не спрашивал у неё, что это люди везут в санках или на листах фанеры с привязанной к ним верёвкой, завёрнутое в тряпки. Это была обычная картина.
Иногда, но редко, вместо тряпок были гробы. Их не из чего было делать: всё, что могло гореть, живые оставляли для себя, для печек-«буржуек». Мёртвым было уже не холодно...
Летом 1942 года вышел приказ о том, что в Ленинграде не должно оставаться ни одного ребёнка. Город готовился отразить очередной штурм отогревшегося после зимних морозов врага. В городе-крепости должен остаться лишь крепостной гарнизон — 800 тыс. человек.
Была усилена эвакуация. Было предписано эвакуироваться на барже по Ладоге и маме с детьми. Но она категорически отказалась уезжать без отца, который и так был плох, а без семьи, по её мнению, протянул бы совсем недолго. И ей удалось убедить кого следовало...
Снятие блокады Ленинграда мы праздновали в деревне под Кунгуром (Пермская обл.). Мама рыдала, обвиняя меня с братом в том, что «из-за нас» они с отцом вынуждены была покинуть Ленинград. А потом была Пермь (в то время — город Молотов), где строгое папино начальство, требуя соблюдения партийной дисциплины, не позволило нам вернуться в родной Ленинград.
В Перми родились ещё три моих брата (родители «искали» дочку). Урал стал для меня второй родиной: Пермь — школьные годы, Свердловск — студенческие, с 1960 года — Челябинск и одно-единственное место работы, «одна, но пламенная страсть» — Челябинский Гипромез...
* * *
Не знаю, как сейчас, но ещё в середине 1990-х годов школьные учебники истории как бы соревновались в равнодушии к судьбе страны. Пять часов на изучение Великой Отечественной войны, вместившей великие трагедии и великие победы. Блокаде Ленинграда вообще посвящались две строчки.
В тех учебниках не было юных героев Зои Космодемьянской, Александра Матросова, Виктора Талалихина, Николая Гастелло, не было «Молодой гвардии» и генералов Панфилова и Карбышева...
Кроме хорошо известной каждому Ленинградской блокады была, оказывается, и неизвестная блокада. В 2005 году в одном из книжных магазинов Владивостока я повстречал книгу «Неизвестная блокада». Автор — Никита Ломагин. Издательский Дом «Нева», Санкт-Петербург и издательство «Олма-пресс», Москва, 2002 год.
А. Никольский. Эти страшные санки...
Я сразу же решил с этой книгой не расставаться и взять её с собой в Челябинск, удивляясь, как это она попала в другой конец страны, так далеко от того города, которому посвящена, при тираже всего 5 тыс. экземпляров.
Новизна книги состояла в том, что в ней на основе обширных материалов из российских и зарубежных архивов, документов партийных органов, спецсообщений УНКВД, немецкой контрразведки, многочисленных дневников открыты малоизвестные страницы блокады Ленинграда, рассматриваются проблемы, которые до недавнего времени по ряду причин глубоко не исследовались:
— отношения Кремля и Смольного в период блокады;
— деятельность высшего ленинградского руководства;
— место УНКВД в защите города;
— развитие политических настроений ленинградцев в блокаде;
— влияние голода на настроения и поведение людей в период войны и после неё.
Вот некоторые фрагменты из этой интереснейшей, думаю, не только для ленинградца, книги.
«Безнаказанно действуют на рынках Ленинграда спекулянты и перекупщики. За хлеб, за жмыхи, за папиросы и вино они приобретают ценные вещи: верхнюю одежду, обувь, часы и т. п. Но за деньги никто ничего не продаёт.
За мужское пальто с меховым воротником просили буханку хлеба, зимняя меховая шапка продана за 200 граммов хлеба и 15 рублей наличными. За две вязанки дров просили 300 граммов хлеба. Многие становятся жертвами жуликов. Так, на днях одна женщина отдала две бутылки шампанского за 2 кг манной крупы. Но впоследствии оказалось, что вместо крупы ей всучили какой-то состав, из которого делается клей».
В конце декабря — феврале 1942 г. происходил стремительный рост отрицательных настроений, достигших уровня 20%. Это была максимальная цифра, отражавшая количественную сторону зафиксированных органами НКВД негативных настроений за весь период блокады.
Позже января 1942 г. у людей уже не было ни сил, ни возможностей общаться друг с другом — заводы встали, транспорт давно не работал, холодные ленинградские квартиры оставались единственным пристанищем для горожан.
Н. Дормидонтов. «Очередь в булочную»
Пожалуй, лишь очереди за хлебом ещё продолжали собирать народ, главным образом женщин, поскольку практически всё взрослое мужское население к этому времени вымерло.
Несмотря на некоторое сокращение смертности в марте (в феврале в среднем в сутки умирали 3200-3400 человек, а в первую декаду марта 2700-2800 человек в сутки) настроение населения по данным Военной цензуры оставалось таким же, как и раньше. «Не верь тому, кто говорит, что ленинградцы держатся стойко и чувствуют себя хорошо, несмотря на трудности. На самом деле ленинградцы падают от голода... Мужчины и подростки все вымерли, остались одни почти женщины. Пока блокаду прорывают, Ленинград пустой будет».
Немецкая разведка оценивала настроения населения Ленинграда как «очень противоречивое». С одной стороны, улучшение снабжения, снижение смертности, усиленная пропаганда и сообщения о победах оказывали воздействие на горожан, но, с другой стороны, с приходом весны 1942 года связывались самые мрачные ожидания... В целом же СД полагала, что население Ленинграда «по-прежнему готово защищать город».
24 июля немецкая служба безопасности информировала Берлин о последних событиях в блокированном Ленинграде, обращая особое внимание на значительное снижение смертности весной и летом, усилия властей по очистке города, привлечение женщин и девушек-подростков к различного рода работам (строительство защитных сооружений, зачисление в подразделения гражданской обороны, госпитали, учреждения связи и т.д.).
Отмечая эффективность советской власти, немецкая разведка сообщала, что ей
