Наша встреча была ошибкой, ты прав. Нам нужно вовремя попрощаться, пока ты не согрешил.
Среди данной клиентской категории служители церкви были не редкостью. Они даже не пытались скрываться, приходя в рясе и от макушки до пят пропахшие ладаном. Мусульмане, христиане, буддисты – ограничений по вероисповеданию не было, было ограничение в отношении к проституции. Часть из них не заводила бесед на религиозные темы, вторая часть всегда начинала пафосно причитать и обвинять меня в грехопадении, а себя – оправдывать наличием предложения на рынке сексуальных услуг. Я очень тщательно подходила к встречам с представителями РПЦ и других религиозных конфессий и чаще всего от накала страстей выставляла деятеля за дверь.
Я не спорила с ними о существовании пророков и бога, но я уличала их в мазохизме над самими собой, указывая им на их право выбора и на дверь. Ориентирующиеся на выдуманные кем-то догмы, они окунались в омут свода правил с головой, рассматривая единственно верный образ жизни, при этом действуя в противоположном направлении. Видя лишь одно направление жизни, они не мирились с тем, что другой человек имеет право мыслить иначе. В этом заключалось их насилие над всем и всеми, включая самих себя, в этом же заключалось и их рабство. Их рабская узколобость и нетерпимость, слепая вера вызывали у меня отвращение, я отказывалась вступать в интимную близость с токсичными мужчинами.
Напористость и насилие сменялись попытками вызвать у меня жалость.
– Везде нищета, хорошие люди умирают, а плохие живут.
Это был обманный манёвр, для того чтобы совершить захват через найденное слабое место и ткнуть носом в правильность своих суждений. Крючок с наживкой был не для меня. С людьми, слышащими только себя и не воспринимающими мнение других, бесполезно пытаться вести диалог: любые доводы и аргументы будут направлены против тебя. По возможности от такого круга общения лучше максимально абстрагироваться, что я и делала.
В иных случаях некоторые переходили в атаку и пробовали уколоть меня или переключали механизм жалости со своей персоны на мою.
– У тебя есть дети?
Стереотипное мышление порождало один банальный вопрос за другим. Поиск объяснения для данной сферы деятельности взращивал в мужских умах целый список, который бы и сами девушки для себя не придумали.
– Тебе здесь плохо, ведь правда?
– Неправда.
– Да не рассказывай! Что здесь может быть хорошего? Правильно – это выйти замуж и иметь детей.
– Выходите замуж и рожайте детей. Я под этим свою подпись не ставила. Я не машина по производству себе подобных.
– Ты – жестокая девочка, ты так цинично рассуждаешь!
– Это я жестокая? А не жестоко приходить к человеку за удовольствием и расслаблением, а вместо этого пытаться под шумок бесплатно трахнуть его в мозг? Это не жестоко? Я не подписывалась на то, чтобы слушать бредни и стенания! Я не давала своего права использовать мои уши как помойное ведро для ваших комплексов!
Про себя в такие мгновения я думала: «Сколько же сил, энергии и свободного времени у таких людей, чтобы тратить жизнь на страдания!»
Лет n-цать назад я бы с пеной у рта пыталась доказать ему и самой себе, что мы не совершили ничего предосудительного. Но жизнь всё ставит на свои места, вправляя мозги. Для меня диалоги с полным отсутствием коэффициента полезного действия стали ненужным сотрясанием воздуха. Спор ради спора – пустая трата времени.
Вешать бремя несуществующего для меня греха и участвовать в чужом бреду у меня не было абсолютно никакого желания. Окунаться в страдания, слёзы и самобичевание не было предусмотрено моими принципами и жизненным опытом, чувство жалости не входило в мой прайс.
Увидев его случайно в зоомагазине, я была уверена: это любовь с первого взгляда. Тем не менее я решила не спешить и дать себе две недели на раздумья, чтобы убедиться в серьёзности своих намерений. Я не хотела, чтобы моё сознание утонуло в сиюминутном желании образов и капризов, воспринимая его как атрибут. Я дала себе время. Когда я была готова, поуспокоилась и почувствовала, что действительно начала воспринимать его как члена семьи, я забрала его из зоомагазина. Завести змею в сложившихся обстоятельствах было символично и забавно. Он сидел в террариуме, когда я встречала гостей. Для Ариэля его земной вид был его безопасностью: не каждый рискнёт полезть к змее. В часы отдыха я выпускала его на свободный выгул, и он ползал по мне, по столешнице, по дивану или по полу, но чаще всего он любил сидеть в волосах. Он обвивал мой собранный резинкой хвост, свернувшись калачиком. Однажды мы вместе вышли погулять на улицу, и североамериканская змея увидела тёплую уральскую весну.
– Что там такое? Змея?
– Не что, а кто. Да, змея.
– Дьявол повсюду!
– Вы не могли бы удалиться? Я думаю, нам не стоит больше продолжать встречу.
– А что такого?
– Покиньте, пожалуйста, мою обитель.
– А что случилось?
– Это не имеет значения.
– Нет, я хочу понять, в чём причина такого резкого поворота событий?
– Это не имеет значения.
Я смотрела на него, но в то же время мимо. Бросив попытки достучаться до меня, ему стало неинтересно, и он ушёл.
Я закрыла дверь и в ту же секунду расхохоталась.
– Дьявол повсюду! Дьявол повсюду! – громко вслух сквозь смех повторяла я, доставая Ариэля из террариума. – Нет, малыш, ты слышал, какие мы с тобой коварные? Приспешники Сатаны! Особенно ты, Ариэлька! Ты же змей-искуситель! – от души просмеявшись, я решила взять на вооружение эту фразочку и пугать ею неокрепшие умы.
Границ не существует
Когда я встретила Юрия, я с широко раскрытыми глазами окончательно убедилась, что границ не существует.
Я сидела в вестибюле отеля и ждала его. Он спускался из своего номера. Мы не были знакомы раньше. Я не знала, как выглядит он, он не знал, как выгляжу я, но, когда он оказался в поле моего зрения, я точно поняла, что это тот, кто мне нужен. Он поймал мой взгляд. Мы оба без слов поняли, кто мы, безошибочно узнав друг друга среди скопления людей, входящих и выходящих, ждущих и встречающих, здоровающихся и прощающихся, сидячих и стоячих. Без лишних слов он подошёл ко мне, мы молча направились клифтам и, находясь на подъёме и оставшись наедине друг с другом, начали нашу бурную и страстную беседу.
Это был первый мужчина, с которым я перешла линию стереотипного мышления до конца, будучи уверена, что его сексуальные желания никак не изменят моё представление о его мужественности и не уронят
