с лица, и приобнял девушку за талию. Кольцо его рук было как никогда жёстким, и объятия не приближали, а словно наоборот — удерживали на расстоянии, не давали любовнице разрушить последний барьер, за которым верволк не сможет устоять перед её чарами.
— Сэнди, — ласковое обращение прозвучало в этот раз довольно холодно, — ответь, что было в тех отчётах? Разве я многого прошу? — Прищур превратился из блаженного в хитро-жестокий. Да, его высочество был очень молод и во многом неопытен, но характером пошёл в отца — если что задумал, то сбить с пути его не представлялось возможным.
Чёрные радужки глаз Алисанды полыхнули колдовским пламенем, как будто в них на миг отразились огоньки свечей от стоящего на каминной полке канделябра. Ладонь жрицы резко потеплела, обжигая кожу Карренга.
— Ты меня подозреваешь? Думаешь, что это я донесла на Крауша? — Подбородок вздёрнулся, губы скривились в гневно-презрительной гримасе. — Невелика цена любви, ваше высочество, которая не подкреплена доверием!
Следующим её порывом было выскользнуть из объятий и, видимо, гордо удалиться, бросив недостойного в одиночестве. Но не тут-то было. Карренг и не подумал отпускать девушку. Он с демонстративным удивлением скосил глаза на маленькую ручку Алисанды, такую изящную, но готовую вот-вот стать смертельно опасной. Из всех бегущих с волками именно эта роковая красавица-брюнетка являлась одной из сильнейших магичек, и лучше всего ей удавалось призывать огонь, управлять самой разрушительной стихией. Если бы она решила напасть, то даже скорость и ловкость верволка истинной Древней Крови могли не уберечь принца от тяжких увечий, а то и смерти.
— Сейчас мы говорим не о наших чувствах. Не надо пытаться превратить серьёзный разговор в семейную сцену. Что в документах? — последний вопрос завершился рычащей ноткой, сразу напоминающей, что Карренг — не-человек.
— Хочешь правды? — Алисанда внезапно легко сдалась. — Будет тебе правда… — Девушка присела на колени к любовнику, прижавшись почти вплотную, но голос её был холоднее родниковой воды. — Да, это действительно я собрала факты обвинения и сообщила о готовящемся заговоре королю.
Карренг сощурил тёмные глаза, в которых сейчас замелькали зеленоватые искорки, свидетельствовавшие о том, что верволк может начать менять ипостась в любое мгновение. И сказал очень спокойно, как и подобает во время допроса:
— Заговор против жизни правителя — ложь. Крауш не задумывал покушения на моего брата. Ты не собрала факты, а искусно их подтасовала и сочинила донос, чтобы самой очутиться на посту Верховной. — Конечно, младший принц не мог поручиться головой, что так и было, но сейчас стоило надавить, рассчитывая получить полностью откровенный ответ.
Алисанда рассмеялась, откинув голову. Карренгу подумалось, что сейчас жрица опять решит использовать свои женские чары, чтобы отвлечь его от темы разговора или разжалобить. Но его высочество был не совсем прав.
Тихий шёпот, таким в постели говорить признания и фривольные комплименты:
— Мой любимый, ты просто провидец. Да, я на самом деле расставила акценты в письме к Вилренгу так, как нужно мне. И я естественно хочу занять пост Крауша, он слишком стар для своей должности, пора освобождать место более молодым, сильным и достойным. — Губы Алисанды находились сейчас меньше, чем в паре сантиметров от лица принца. — Но прежде, чем ты решишь, что со мной делать, подумай над двумя вещами. Первое: из всех обвинений против Крауша только организация покушения на короля — неправда, остальное я могу подтвердить под присягой. И второе. Ты на самом деле выдашь меня своему брату, чтобы оправдать Верховного? Отправишь меня на виселицу или в пожизненное изгнание, что равносильно казни — люди в считанные дни вычислят меня и растерзают на части? Предашь и забудешь свои чувства… свою любовь? — голос чуть дрогнул, глаза жрицы, казалось, вот-вот наполнятся слезами, они уже повлажнели в уголках век.
В этот миг девушка выглядела самой беззащитностью. Не осталось и следа от страстного протеста, которым пылал её взор пару минут назад. Карренг на секунду зажмурился, еле сдержав желание помотать головой. Эта переменчивость, как танец языков пламени, была самым привлекательным в Алисанде. Никогда не знать, какой она будет через считанные минуты, но верить и понимать, что в каком бы образе она ни предстала, это будет искренне и нужно именно сейчас. У принца и теперь не закралось мысли о том, что любовница намеренно вводит его в заблуждение: ведь она сама признала правдивость его подозрений.
— Милая, зачем ты так поступила?
— Ну уж конечно не из одной только корысти и властолюбия, как тебе хочется думать, мой дорогой. — Очередная перемена — и в интонациях звучит нескрываемый сарказм и вызов. — Я не хочу, чтобы договор с Римом рухнул из-за одного глупца, который совершает человеческие жертвоприношения, стремясь поддержать угасающую магическую силу!
— Неужели Крауш действительно… — Циником нельзя родиться, им можно стать в результате длительного участия в интригах, которые, не переставая, плетутся в кругах, близких к лидерам любого государства. Карренг был политиком по своей внутренней сущности, но вот достаточного опыта набрать пока не успел. И спокойно думать, что чьи-то жизни были оборваны в угоду жрецу, стремящемуся удержать своё положение, просто не мог.
Алисанда утвердительно кивнула…
С первым словом старшего принца все в зале безмолвно замерли, впившись внимательными глазами в оратора. Под сводами отдавался эхом только голос Вилренга, отражался от вычурной лепнины, мелькал между колоннами, долетал до каждого уха, хотя правитель говорил негромко. Он, даже не взглянув в лежащую перед ним бумагу, по памяти процитировал длинный список обвинений против Верховного. Аудитория сдавленно охнула.
И начался утомительный процесс опроса свидетелей, выступлений экспертов. Затем слово было предоставлено самому обвиняемому. Крауш неторопливо поднялся на трибуну: уже пожилой, но крепкий, жилистый, статный, с гордым разворотом плеч и почти что царственной посадкой головы. Он привык командовать, принимать единственно верные решения в любых ситуациях и привлекать к себе всеобщее внимание. Он не сдался, несмотря на безвыходность положения. Он по-прежнему верил в себя и готов был заставить верить в свою правоту других.
Крауш заговорил. Мягкий тембр, завораживающие интонации, многозначительные паузы. Пара минут — и публика внимала ему, как гастролирующему актёру, раскрыв рты. Верховный не оправдывался, это слово невозможно применить к его речи. Он всего лишь обстоятельно, по пунктам отвечал на все обвинения. Точными, недлинными фразами. По существу. Обволакивая слушателей тёплыми интонациями.
Во время очередной театральной паузы, прервавшей выступление подсудимого, тишину нарушила резкая реплика, произнесённая женщиной из ложи:
— Да он же на вас свою заплесневелую магию оттачивает!
По аудитории прокатился вздох осуждения: как можно было перебить, да ещё подобной грубостью?
Алисанда, взмахнув веером, окинула зал
