– Пап, извини, но у меня дела, – тут же поднимается с места Никлаус и стремительно идёт к выходу.
Роб и Вики провожают его спину недоумённым взглядом, а затем переводят его на меня. Прекрасно.
– Я всё время была с вами, – пожимаю я плечами и тяну Бэлл в столовую.
Где-то минут через десять я получаю сообщение от Никлауса:
«Ты намерена идти на вечеринку, Новенькая?»
Стараюсь быть справедливой и оставляю сообщение без ответа. А может меня просто обижает его вопрос. Следующее сообщение от него я получаю, когда мы с Бэлл поднимаемся в мою комнату.
«Чёрт, я просто хотел побыть с тобой наедине. Но, видно, не судьба.»
А следом ещё одно:
«Не ходи.»
А вот и указания, что и как мне делать.
Снова игнорирую, а когда нахожу ноутбук, то мы с Бэлл, после небольших споров остановившись на «Друзьях», сосредотачиваем внимание на сериале. До тех самых пор, пока от Ника не приходит ещё одно сообщение:
«Давай встретимся, пожалуйста. Сейчас.»
Я-таки под укоризненный взгляд подруги слабовольно пишу ответ:
«Зачем, Никлаус?»
«Ты нужна мне. Приезжай к аэропорту. Пожалуйста, нам нужно поговорить.»
«О чём?»
«Я должен тебе кое в чём признаться. Меня сможешь понять только ты.»
«Ник…»
«Умоляю… Иначе я напьюсь и сяду за руль.»
Чёрт! Удар ниже пояса. Знает же, что я не могу ему такого позволить.
Я поднимаю глаза на подругу, и она, тяжело вздохнув, поднимается с кровати:
– Ты взрослая девочка, Ани, потому потом не смей меня в чём-то обвинять.
Я снова смотрю на телефон и пишу:
«Хорошо, я приеду.»
* * *
Я жду Никлауса в тишине и относительной темноте территории аэропорта уже двадцать минут, когда понимаю, что он меня обманул.
Злюсь.
Неужели, он думает, что я буду ждать его до утра, и таким образом не попаду на вечеринку? Очень самонадеянно!
Подхватываю телефон и набираю его номер. Жму на его имя снова и снова, но мне отвечают лишь длинные гудки.
Господи, какой же он придурок!
И тут мне приходит сообщение:
«Не могу ответить, здесь очень шумно, а я напиваюсь, как и обещал.»
То есть он веселится на вечеринке тогда, когда заставил меня торчать тут?!
«Приезжай сюда, плевать на Оливера. Здесь столько людей, что он тебя и не заметит. А я и правда хочу тебе кое в чём признаться.»
Феноменальная наглость, как раз, в его духе!
Отбрасываю телефон на пассажирское сидение и завожу двигатель. Ненавижу его! Как вообще можно быть таким мудаком?!
Понимаю, что хочу выяснить это прямо сейчас, когда спустя десять минут проезжаю мимо дома и сворачиваю на Марин-стрит, а затем и на 16-ую. Дальше будет короткая Ашленд-авеню, за ней 14-ая, и через три минуты я буду у дома 1303 на Сидар-стрит.
И я, наверняка, совершаю ошибку. О которой обязательно пожалею.
Но, как говорится, русские не сдаются.
Паркую машину у красивого, но вычурного особняка, из дверей и окон которого доносится музыка, и выхожу из машины, с силой хлопая дверцей, словно моя девочка виновата в том, что я творю.
Встряхиваю кудрями, расправляю плечи и захожу в дом.
Глупо было срываться из дома из-за Его сообщений. Очень глупо. Я ужасно, просто невозможно, глупая…
И, наверное, заслуживаю то, что на мне, чуть не сбив с ног, виснет паяный парень, обдавая моё лицо неприятным запахом перегара:
– Ли-и-и… Нет, ты не Лиз, – хмурится он, пытаясь сфокусировать взгляд на моём лице.
– Как наблюдательно, – морщусь я, снимая с шеи его лапу.
Парень щурится, опасно накреняя свой пластиковый стакан с напитком в мою сторону, а затем его глаза расширяются. Вероятно, узнал.
– Я-я не хотел… – выдыхает он очередную порцию перегара мне в лицо и бежит от меня, как от чумы, собирая по пути возмущённые крики тех, кого задевает своими плечищами.
Я скриплю зубами и иду дальше.
Вот, где мне его искать? Потому что я обязана его прикончить за то, что он меня обманул. В очередной раз. Чёртов кретин!
Я сначала чувствую его тяжёлый взгляд, а уже потом смотрю в его сторону. Злость. Снова она. Ну так я тоже чертовски зла, придурок!
Ник усмехается, двигает к себе бутылку виски по столешнице кухонного островка, наполняет рюмку через край и одним махом опрокидывает её в себя. Последнее он делает, прожигая меня яростным взглядом. А затем вновь берётся за бутылку.
Я отмечаю, что находиться поблизости с ним никто не рискует, самые смелые, или ненаблюдательные, что больше похоже на правду, стоят во второй половине кухни, словно на подсознании чувствуют тяжёлую ауру этого парня.
Я оставляю позади последних из них и останавливаюсь у островка. В висках вместе с пульсом, злостью и тревогой долбят грёбанные басы. Ненавижу громкую музыку.
– Я всё понял, Новенькая, – выплёвывает Ник, вынимая из пачки сигарету, вставляет её в зубы, чиркает моей зажигалкой и, сделав затяжку, выпускает едкий дым мне в лицо. – Могла не утруждаться.
Я опираюсь бедром на стойку, скрещиваю руки на груди и приподнимаю бровь:
– Прости?
– Пошла ты, – новая порция дыма мне в лицо.
Прикрываю глаза, чтобы не сорваться на крик, и тем самым допускаю ошибку. Пальцы Ника жёстко впиваются в моё предплечье, он дёргает меня на себя и сразу же врезает мою спину в островок. Столешница больно впивается в поясницу, а Ник напирает спереди, упирая в неё ладони по обеим сторонам от меня. Влажное дыхание опаляет скулу, ползёт к шее, а после замирает у уха:
– Нравится, стерва? Тащишься от того, как я близко?
Я проглатываю обиду, правда это не спасает миг назад пересохшее горло, и замечаю сухо:
– Ты пьян, Ник, и у тебя в одной из рук сигарета, если ты забыл.
Он резко, по дороге мазнув по моим губам своими, переключается на другую сторону моего лица, трётся носом по коже шеи, а затем обжигает её языком в ямке у уха. От вязкого, влажного движения по коже бегут острые мурашки.
– Ты такая же, как все, – горячо шепчет он мне на ухо. – Дешёвка, возомнившая себя особенной. Без нас ты так и осталась бы серой мышью, иммигрировавшей из России, ясно?
– Я вас об этом не просила, идиот! – шиплю я в ответ.
Следующую реплику Ник проговаривает с особенным наслаждением, смакуя каждое слово, как никотиновые затяжки его любимых, грёбанных сигарет:
