— Где ты тут человеков видишь? — засмеялась, заухала ведьма.
— Я… — смутилась Марья.
— Мне твоя речь приятна, рада, что у мальчика такая жена. Так-то. А ты, — она обратилась к Аспиду, — супругу-то слушай. Сильно много пользы от этого будет. Но не раболепствуй и бод каблук не лезь. Ищи этот, как его?..
— Консенсус? — из-за Горынычевой спины чирикнул новорожденный алконост.
— Тьфу на тебя, — обрадовалась Яга, моментально делаясь похожей на себя прежнюю, даже сплюнула в ручеек от полноты чувств. — От Марьи заразилась гадостью словесной? Не уберегли девку. Есть же приличное хоть и иноземное слово 'баланс'.
— Это не совсем одно и то же, — доказала, что не бывает бывших словесников Маша. — дело в том…
— А с Феогнидой-то чего делать? — чувствуя, что продуктивная беседа скатывается в обычный бардак, рявкнул ответственный Горыныч. — Я ее обратно на себе не попру.
— И не надо, — махнула ручкой Яга. — Из ручья только вынь.
— Ладно уж, — согласился змей. Поплевал на руки, крякнул для порядка и вытянул малахитовую статую на бережок. — Дальше чего?
— Вытереть ее, и всех делов, — поднялась с мостков Ягишна. — Но это уж я сама. Нечего тебе чужих невест…
— Чего?! — у Горыныча аж дым с искрами из ноздрей повалил.
— Я в том смысле, что невместно, — торопливо заметила старая ехидна, насухо вытирая вышитым рушником малахитовые бока игуаны. — Ты персона высокого полета… Не серчай, милок, — повинилась она, поняв, что перегнула палку. — Это я от нервов. Столько всего навалилось. Прости.
— Ты все-таки полегче, — в отличии от Марьи Горыныч нянюшку знал как облупленную, а потому слишком быстро прощать ее не торопился. Давал прочувствовать свою вину и проникнуться. Во избежание, так сказать. А то в следующий раз чего похуже учудить может. Не со зла, из-за натуры каверзной.
— Договорились, миленький, — ведьма тоже вдоль и поперек изучила змея, потому знала границы, которые с ним переступать нельзя. А она сегодня сплоховала. 'И не только сегодня, — полируя тряпочкой каменные бока, хаяла себя Яга. — К берегине цепляюсь, Алконоста проглядела, кошелка старая. И ведь думала над тем, что пересечь грань миров могут только особые души, собиралась проверить, а сама закружилась, все позабыла. Странно. Может сглазил кто? Или старость подкралась, а я и не заметила? Сколь годков небушко копчу? И не упомнишь… На покой пора, видать. Вот оживлю Полоза, поцелую глазки его васильковые и со спокойным сердцем по Калинову мосту пройду.'
— Нянь, ты ей дырку на боку протрешь.
— Ась? — вздрогнула ушедшая в свои невеселые мысли Ягишна. — Чего говоришь?
— Говорю, что чешуя гостьи из Подгорного княжества уже блестит, — ласково, как маленькой пояснил Аспид.
— Как у кота яйца, — педантично уточнил Горыныч, которому Феогнида активно не нравилась. 'Только поглядите на нее — фифа какая! Капризы ее исполняй, на руках носи, положи в ручей, вынь, гляди не разбей… 'Хотя и польза от гуаны имеется, да еще какая,' — вынужденно признал старший змей. 'И с женитьбой с ее легкой руки определился, и брата воскрешать собираемся. Немыслимое дело, конечно, но раз Яга сказала, что возможное… то пусть у гниды сей все хорошо сложится. А буде оживет Полоз, то и сестрой ее назвать не грех. Хоть и гадина первостатейная, да…' — определился Горыныч.
А Яга тем временем придирчиво оглядывала окаменевшую Хозяйку: и так посмотрит, и этак поглядит.
— Что ищешь, подскажи, — к ней подошел Аспид.
— Так просто гляжу, — призналась ведьма. — Жду, когда время пройдет, да сама гуана наша раскаменится. Ну что удивляешься, хороший мой? Не зря же мы ее в ручей Велесов опускали, вода из него любое наведенное колдовство снимает.
— Ее никто не заколдовывал, — возмутилась Маша. — Она сама, поорала на Настю… и вот…
— Потому как нечего на Алконоста горло драть.
— Кхм, — на Горыныча напал кашель.
— Что с тобой? — похлопала ему между лопаток Настасья. — Простыл?
— Представил последствия супружеских ссор, — догадался ехидный гадюк. Не зря его Яга всегда больше всех любила.
— Хватит, — остановила ненаглядного Маша. — Гляди.
— Ух, ты, мать твою за ногу через коромысло, — выдал Аспид при виде метаморфоз, происходящих с малахитовой Феогнидой.
Медной горы Хозяйка по меткому выражению Яги раскаменялась. Это происходило поэтапно. Сначала изменения коснулись шушуна (расклешенный сарафан), который вновь стал парчовым и шатром накрыл игуану, деликатно укрывая ее от чужих глаз. Только хвост наружу вылезал. Правда недолго. Довольно скоро он втянулся внутрь, зато показалась нога. Сразу в сафьяновом сапожке, что интересно. Следом высунулась рука, но стыдливо спряталась. Потом под сарафаном зашевелилось, застонало, пару раз ругнулось… Наконец, шушун отлетел в сторону, и показалась одетая в шелковую сорочку сердито-смущенная Хозяйка.
— По-здорову ли, свет Феогнидушка, — поприветствовала ее Яга.
— Благодарствуйте, — скривилась та. — Я, между прочим, все слышала. Вообще все. И про гуану тоже.
— Вот и распрекрасно, — обрадовалась ведьма. — Значит понимаешь, на кого рот раскрыла. Чай не дура.
— Я… — приосанилась Хозяйка.
— А может и дура, все никак уняться не можешь, гордыню тешишь, — засомневалась Ягишна. — К старшим уважения не имеешь, интриги крутишь, врешь. Нехорошо это, невместно. А потому, — ведьма взяла многозначительную паузу, — положено тебе наказание. Не от меня, от хозяев капища, — Яга по-свойски кивнула на изваяния Велеса и Макоши с дочерьми. — Он ныне и до веку лгать тебе воспрещается. А чтоб хитрить не вздумала, каменеть начнешь. Не вся, не бойся. То нос каменным сделается, то палец, ухо… Ну ты меня поняла.
— Поняла, — склонила голову Феогнида. — Простите меня, как я вас, — не успела договорить, глядь, а ладошка левая малахитовой зеленью отливает. — У меня не было другого выхода. Только так Полоза спасти можно, — в голос закричала увидев, что и вторая рука каменеть начала.
— Вот ты упертая, — восхитилась Яга. — Жаль, что дурная. Иди к ручью, руки в него опусти да меня старую послушай. Неужели думаешь, что откажемся мы Полоза из Навьего царства (мир мертвых) возвернуть? Он ведь наш! Мой… И их вот… Пришла быбы к нам по-хорошему…
Подрастерявшая спесь Хозяйка кинулась к ручью, за ней пошла продолжающая вычитывать (тут ругаться) Ягишна, Маша с Аспидом подтянулись следом. Горыныч было тоже навострился послушать.
— Погоди, — остановила его жена. — Почему ты кашлял так? Неужели думал, что я как Медуза Горгона могу взглядом в камень превращать?
— Сам не знаю. Умом понимаю, что нет, а внутри так и екает. Как думаешь, что
это?
— Чувство самосохранения, — с сомнением потянула Настасья. — Но ты прав, с этим надо разобраться, а то как-то волнительно мне.
