как я это люблю!
Алена даже не успела возразить. В первое мгновение ей показалось, что легкие обожгло живым огнем, но вот тело привыкло к горячему воздуху, и дышать стало легче. Струйки пота сбегали по лицу, застилая глаза, и она потянулась к прохладной воде, чтобы умыться.
— Ты в следующий раз предупреждай заранее, — пожаловалась она.
— Это только начало, — усмехнулась Маша. — Давай-ка, полезай на полОк. Будем выбивать из тебя все сомнения и страхи!
Женщина поднялась, перехватила с гвоздя на стене шапку с длинными ушами и рукавицы, а затем, облачившись в такую защиту, вытащила из таза внушительный веник.
Алена смотрела на эти приготовления с каким-то затаенным страхом и трепетом одновременно.
— Будет слишком жарко, говори, а то я и увлечься могу, — пошутила Маша. — А как попарю, ты через вторую дверь в предбаннике выйди в огород, снежком разотрись. И для тела, и для души полезно.
Девушка только кивала.
— Ну, давай!
Алена устроилась поудобнее, подложив сложенные руки под голову, Маша растерла её веничком, и понеслась!
Хлесткие удары один за другим обрушивались на спину, ягодицы и ноги, и девушке показалось, что все её кости превратились в желе.
— Ммм, как хорошо, — постанывала она, а Маша старалась, не жалея сил, время от времени поливая камни водой, чтобы поддать жара.
Минут через пятнадцать Алена запросила пощады.
— Всё, Машуля, не могу больше, умираю… — прокричала она и едва живая сползла на скамейку, а затем на прохладный пол, по которому хотелось растечься лужицей.
— Нет, нет, дорогая, на улицу! — запротестовала Маша.
Она легко подхватила едва стоящую на ногах Алену, вывела её из парилки и, отворив дверь, за которой притаилась специально подготовленная гора снега, вытолкнула её наружу и тут же скрылась из вида, чтобы приготовить для подруги халат, в который можно было бы завернуться.
Падение было недолгим, и вот девушка оказалась погребена под полутораметровым слоем снежного покрывала. Если еще пару мгновений назад Алене казалось, что холодный снег — это именно то, нужно её разомлевшему телу, то сейчас, ощутив, как сотни тонких ледяных иголок впились в её кожу, она закричала во всё горло.
— А-а-а, мамочки, помогите!
С завидной скоростью, словно пробка от шампанского, она выскочила из сугроба наружу и как заяц, прыжками, принялась прокладывать себе дорогу к бане, каждый раз взвизгивая, если теряя равновесие, приземлялась попой в снег.
Она уже почти добралась до заветной двери, когда из-за угла неосвещенной части старенькой бани на неё выскочила огромная темная фигура, и девушка, дернувшись от неожиданности, снова плюхнулась в снег, а затем истерично закричала, прикрывая грудь и остальные стратегически важные места ладонями.
Матвей вытянул вперед руку, намереваясь успокоить перепуганную Алену, спасать которую в очередной раз бежал словно лось к водопою, перепрыгивая через метровый забор, как только услышал её крик, но вдруг получил удар чем-то металлическим по затылку и, закатив глаза, упал в снег.
Маша стояла над поверженным Матвеем и переводила недоумевающий взгляд с его безмятежного лица на свой металлический ковшик — орудие самообороны. Алена на корточках подползла к распростертой фигуре. В этот момент из-за облаков показалась серебристая луна, прокладывая дорожку света по заснеженному полю. Девушка уже не замечала ни холода, ни резких порывов ветра.
— Матвей, — выдохнула она, узнав любимого, который сегодня почему-то был одет по-другому: вместо привычной шапки-ушанки — спортивная, вместо пуховика — мешковатая дубленка, делавшая его широкие плечи ещё массивнее.
— Ты его пригласила? — уточнила Маша, и получила отрицательный ответ. — Значит, будем считать, что его настигла карма. Ладно, давай его в баню занесем. Сейчас очухается, у него голова крепкая, — добавила она, и бросила ещё один взгляд на свой ковшик, словно примеряясь к его весу. Добротный такой ковшик, советский.
Девушки, пыхтя, перехватили крепкое тело: Маша уверенно взялась за плечи, Алена кое-как — за его ноги, сгибаясь и виляя из стороны в сторону под их тяжестью.
— Дыши потише, а то как астматик во время прелюдии! — проворчала Маша. — Мои соседи наверняка твои крики слышали. Сейчас может уже вдоль забора стоят, в щели подглядывают. Если увидят, как две голые бабы одетого мужика в баню тащат, опять скажут, что Машка — озабоченная… Мужиков-то у меня было ого-го! Целых два!
Кое-как внеся пострадавшего в предбанник, девушки уложили его на скамейку, но Матвей был ещё без сознания. Алена встревожилась не на шутку, схватила полотенце и, смочив его край, принялась обтирать мужское лицо.
— Надо бы одеться. А то очнётся, увидит, ещё помрёт от такой красоты! — проговорила Маша и огляделась в поисках одежды, которую бросила куда-то в сторону, кинувшись спасать подругу.
— Год у него был, три за побег, пять за детсад… — мрачно пошутила она, намекая на свои нелады с законом. — Ладно, огород у меня большой. Если что, спрячем, может никто и не узнает… А мужика мы тебе другого найдем! Нормального, понимающего!
— Да, что ты такое говоришь! — перепугалась ещё больше Алена и стала натягивать на себя одолженный халат. — Домой его надо, здесь слишком жарко.
— Как же мы его донесем? — всплеснула руками Маша. — Хотя… Есть идея!
Женщина быстро натянула на влажное тело свою одежду, игнорируя прилипшие тут и там березовые листочки, и вышла из помещения. Алена последовала её примеру и тоже оделась. Она ощутила, что основательно продрогла. Всё тепло, запасенное в бане, выветрилось, не оставив даже воспоминаний.
Через пару минут в дверном проеме показалась Маша.
— Вот, смотри, — женщина чуть отступила в сторону, и Алена увидела за её спиной санки. Не детские саночки из хлипкого алюминия, а основательные самодельные санки метра полтора в длину.
— Три бидона с водой выдерживают, — прокомментировала она. — Я когда со своим расходилась, ему лыжи дала как символ свободы, а себе — санки оставила! Как чувствовала, что пригодятся!
— Давай попробуем, — кивнула девушка.
Луна, снова выглянувшая из-за облаков, серебрила дорогу, по которой две женщины словно запряженные лошади тащили санки, с бережно укрытым детским одеяльцем, мирно спящим Матвеем, согнутые колени которого почти возвышались над его головой.
— Вот же разъелся, — пыхтела Маша, таща санки вперед. — Твоя доброта нас погубит, — бросила она Алене. — Нужно было оставить его там, оклемался бы.
Алена толкавшая санки сзади, предусмотрительно помалкивала. "Своя ноша не тянет", — думала она с замиранием сердца,
