вышел на холодную улицу. Стрейндж не сдвинулся с места.
21
Здание охранялось, но Стрейндж знал — Брайан Хоскинс не из тех редакторов, которых можно запугать угрозой нападения. Дородный газетчик, казалось, обрадовался встрече.
— Ну, старина, — сказал он, махнув на стул, — все носите прежнюю личину?
Стрейндж встревожился.
Откуда такая осведомленность? Но решил прикинуться простаком.
— Не понимаю, о чем вы?
Хоскинс разразился смехом.
— Чего тут понимать, — промычал он с удовольствием, хлопая рукой по столу. — Прежняя была хороша — когда это было? В октябре? Явились сюда якобы из Уайтхолла, физиономия острая, как у лисицы. «Мы-де озабочены установить… ля-ля-ля». Не позвони мне Прис, я так и не понял бы, в чем дело: оказывается, вы свободный художник.
Стрейндж был невозмутим.
— Так Прис позвонил вам?
— На следующий же день и занимал телефон минут двадцать. Все добивался, известно ли мне, что мистер Стрейндж в отставке? Сознаю ли, что ваше поведение — нарушение закона о сохранности служебных тайн? Тыкал в букву закона.
— Ничего удивительного, — холодно отозвался Стрейндж.
Редактора словно подменили. Теперь он уселся за стол. Подавшись вперед, он впился в Стрейнджа глазами, откинув очки на лоб.
— Что все это значит?
— Сейчас объясню. Вы не поверите, — сказал Стрейндж, чтобы ошарашить Хоскинса, — но по дороге сюда с меня не спускали глаз. В припаркованном внизу зеленом фургоне сидят двое из министерства, чья единственная забота — следить, куда и к кому я иду.
Это произвело на Хоскинса впечатление.
— Слежка, — пробормотал он.
Стрейндж кивнул.
— Вот почему мне не терпится узнать, что сказал вам Прис по телефону.
«К Селзеру перейдем в свое время», — подумал он.
— Ах, Прис… — Хоскинс напряг свою память. — Да всякие банальные фразы: начальство, дескать, желает знать, о чем вы говорили… начальство весьма озабочено… — скопировал он плавную речь Приса.
— И вы ему все выложили?
— Боже мой, конечно, нет. Я никогда не раскалываюсь, можете мне поверить. Милейший Прис грозил, что «начальство» примет «официальные меры», если я не подчинюсь. Но запретить писать он мне не может.
— Он предостерегал вас от новой встречи со мной?
— Пытался. Но Прис — плохой психолог. Он только разжег мой интерес. Я собирался послать за вами посыльного, но решил выждать. Но, слава богу, вы явились, хотя не могу сказать, что оставили ваши прежние штучки. — И он многозначительно посмотрел на Стрейнджа.
— Прекрасно! — удовлетворенно воскликнул Стрейндж. — Приятно прийти туда, где тебя ждут с распростертыми объятиями.
— А теперь, Фрэнк, объясните, зачем вы суетесь в эту историю.
Вместо ответа Стрейндж вынул карандаш и, взяв со стола клочок бумаги, написал на нем несколько слов и передал их Хоскинсу. Тот с изумлением прочитал и быстро нацарапал ответ.
Стрейндж распахнул дверь, и типографский грохот ворвался в тишину уютного кабинета Хоскинса. Они спустились в цех. Под оглушительный шум Стрейндж и Хоскинс кричали друг другу, в то время как заголовки «Новый взрыв бомбы: много убитых» со свистом появлялись из типографских машин.
— Убили? — было первое слово Хоскинса. — Поверить не могу. Почему?
Стрейндж рассказал о своих открытиях при расследовании.
— Значит, в конце концов, он оказался прав. Кто бы мог подумать? Но я рад. Как управление собирается заглаживать свою вину?
— Никак.
— Понятно. Государственные интересы и прочее.
— Возможно. — Стрейндж сделал паузу. — Знаете, Листер продолжал расследования и после переезда в Лондон?
— Надзор его не испугал?
— Явно нет. С вами он не говорил о своей работе?
— Я уже рассказывал. Мы потеряли контакт. Он думал, что я его подвел.
— И тогда он нашел Роланда Селзера, — Стрейндж сразу понял, что попал в точку. Теперь у Хоскинса развяжется язык. Тот кивнул.
— С Роландом я не виделся целую вечность, — он все еще переваривал новую информацию. — Как он поживает? — До Хоскинса стало доходить, куда клонит Стрейндж.
— Потерпел фиаско, — проорал Стрейндж.
— Его сгубил Фентон. Кто-то всучил ему фальшивку.
— Вы это точно знаете?
— Точно. Роланд сам мне сказал.
— А вы ему верите?
— Он мой товарищ. Кроме того, Хейтер сам пытался втянуть меня в это грязное дело.
— Какое дело?
— В фальшивку о председателе национального исполнительного комитета.
— И много вы сделали? — Стрейнджа больше не удивляли откровения журналиста.
— Не так много, как им хотелось. — Хоскинс наклонился к уху Стрейнджа и прокричал: — Все происходит очень просто. Возьмите, к примеру, Фентона. Вам известно, что он был не в ладах с министерством обороны. Лучший способ заткнуть ему рот — это натравить на него Селзера и подтасовать факты. Как этого добиться? Да подкинуть Селзеру, этому сорвиголове, скандальный материал, слегка смахивающий на истину. Что и было сделано. Одним махом двух убивахом. Доказать не могу, но уверен, что управление приложило к этому руку.
— Какая мерзость!
Хоскинс кивнул.
— Когда это случилось?
— Сразу же после дела Листера. Я был безумно сердит на Хейтера за то, что он подставил ножку Селзеру, и даже старался опубликовать правду об этом расследовании. Я искал драки. Но ошибся в расчетах. Я не понимал, что они легко смогут убрать меня с дороги.
— Почему вы не боролись?
— Я испугался, Фрэнк. Сами знаете, что это за народ. Мы стоим в этом цехе потому, что вы боитесь говорить. Я испугался, потому что видел, что они сотворили с Селзером. Боже мой! Этот шум меня убивает!
Они прошлись по типографии. Хоскинс остановился поболтать с наборщиками, похвалил набор и отпустил несколько шуточек насчет брачных объявлений. Они постояли, наблюдая за корректорами, склонившимися над гранками, как портные над швейной машинкой. Хоскинс продолжал свой рассказ, голос его впервые за время знакомства со Стрейнджем стал серьезным и тихим.
— Говорю вам, я нарывался на драку с Хейтером словно взбесившийся пес. Это как реакция на скандал у меня на работе. Но все было гораздо сложнее. Вы должны узнать об этом. Я допускаю, что, помимо других соображений, меня наняли быть пропагандистским рупором министерства. Разумеется, в мои обязанности входило защищать его интересы, но, из-за того, что у меня было немало друзей на Флит-стрит, начальству хотелось, чтобы я гнал в прессу липу. Такова была позиция Хейтера, которую нельзя оправдать. Поэтому у нас с ним возникали конфликты. Хейтер считает, что все люди доброй воли должны вместе сражаться с угрозой государству, когда бы и где бы она ни возникла. — Задумавшись, Хоскинс прервал рассказ. — Что вам известно про его планы относительно управления?
— Немного меньше, чем бы мне хотелось, — признался Стрейндж.
— Могу сказать, что у него имелись тщательно разработанные планы обороны от террористов.
Стрейндж кивнул в знак того, что понимает, о чем
