Так или иначе, радость моя была недолгой – Лито сократили. А на пороге стоял декабрь, и надо было как-то пережить зиму, которую, честно говоря, пережить я не надеялся.
В полном отчаянии я решил отправиться к Зое. Тасе, естественно, ничего не сказал, да и странно было бы говорить жене, что идешь к бывшей любовнице. Впрочем, среди большевиков с их теорией обобществления жен такое вполне было возможно. Не зря ходил анекдот о том, как Ленин подучивает народных комиссаров: «Жене говорите, что идете к любовнице, любовнице – что идете к жене, а сами в библиотеку – и работать, работать, работать!»
Но я-то не был ни Лениным, ни, прости Господи, большевиком. Поэтому сказал Тасе, что иду на очередной литературный вечер, а сам отправился по известному адресу. С трепетом я поднялся по знакомой лестнице и позвонил в дверь нестерпимо долгим звонком.
«Открой, умоляю, открой», – молил я про себя.
И мольбы мои были услышаны: совершенно неожиданно дверь распахнулась. Это меня почему-то ошеломило, но еще больше потрясло меня открывшееся зрелище. Передо мной стояла горничная Зои, Манюшка, в совершенно диком наряде. Несмотря на вечерний час, одета она была только в розовую, очень короткую ночную рубашку и белые шелковые чулки.
– Прошу прощения, – изумился я, – вы уже спите?
– Заходите, – как-то очень по-свойски махнула она рукой.
Чувствуя себя крайне неудобно, я все-таки переступил порог. Откашлялся и спросил, где же Зоя Денисовна?
– А она уже на балу, – отвечала горничная, – я вот тоже одеваюсь.
Я подумал было, что она скорее раздевается, чем одевается, на что барышня кокетливо заметила, что все хорошие балы так проходят, и никто не ходит туда в водолазном костюме.
– А вы сами разве не на бал пришли? – полюбопытствовала Манюшка.
Я сказал, что о бале мне ничего не известно, а пришел я повидать Зою Денисовну после долгой разлуки.
– Ах, понятно, – проговорила она со странным смешком, – но вы имейте в виду, что у нее теперь муж есть, между прочим, бывший граф.
– Мне это безразлично, – отвечал я подчеркнуто равнодушно, хотя, конечно, это мне не было безразлично, и раскаленная игла кольнула меня в сердце, заставив мучительно вздрогнуть.
– Тогда вот что, – сказала она, решительно оглядев меня с ног до головы, – вам надо одеться поприличнее.
Это меня удивило: совсем недавно на жалованье от Лито я купил новую рубашку и почти новые, то есть без дыр, штаны и считал, что одет я не просто прилично, а прямо-таки празднично.
Тем не менее, Манюшка вынесла мне смокинг и помогла переодеться. Признаюсь, я чувствовал себя несколько неудобно. Поставьте себя на мое место: почти обнаженная девушка помогает вам облачиться в выходной костюм. Сама же Манюшка, однако, щебетала и порхала вокруг меня совершенно свободно.
– Ну вот, пожалуй, что так, – сказала она наконец, поправив на мне галстук-бабочку. – Так, я думаю, можно идти на бал.
Я посмотрел в зеркало. То, что я там увидел, неожиданно мне понравилось. На меня хмуро глядел нестарый еще человек с несколько измученным, но интересным лицом. Несмотря на некоторую утрированность черт, от лица этого веяло неожиданной утонченностью.
– Да, – согласилась Манюшка, – в таком виде и к английской королеве на прием попасть не стыдно.
Я не возражал, хотя и заметил вскользь, что английская королева Виктория давно уже почила в бозе, так что к ней я все равно ни в коем случае не попаду.
– Как знать, – загадочно отвечала Манюшка, – как знать.
Я говорил уже, что Манюшка, барышня хоть и симпатичная, была все же не в моем вкусе. Однако сегодня от нее исходило какое-то нестерпимое очарование – вполне понятное, когда девушка стоит перед тобой неглиже и стреляет карими глазками.
Невольно в голову мне закралась не вполне приличная мысль: если бы я захотел чуть более близкого знакомства, как на это посмотрела бы сама Манюшка? И тут же по глазам ее и по всему виду понял, что посмотрела бы вполне благожелательно – и более того, кажется, она и сама была ко мне вполне благорасположена. Но тут перед лицом моим вдруг возникло грустное лицо Зои, какой я видел ее, когда она провожала меня домой три года назад. Я вздрогнул и отогнал беззаконные чары. Я пришел сюда к Зое, и, что бы там ни было, другие женщины меня не интересуют. Во всяком случае, сегодня.
Я откашлялся. Вспыхнувшие было глаза Манюшки медленно и разочарованно угасали.
– Где же будет бал? – спросил я. – Неужели прямо тут? Но тогда где гости, где сама Зоя Денисовна?
Оказалось, что бал будет в отдельном помещении, совсем рядом.
– Это в подвале, – сказала Манюшка, – хотя это не совсем подвал. Господин Аметистов называет его пятым измерением. Там такое делается… словом, сами все увидите.
И она в двух словах объяснила мне, как добраться до подвала.
Искомое пятое измерение находилось совсем рядом. Обойдя дом, я неожиданно для себя увидел кузена Зои Аметистова, который топтался возле стены и курил, как гимназист, в рукав. Но боже мой, что это был за Аметистов!
Куда-то исчезли несуразные клетчатые штаны, дурацкая визитка, начищенные штиблеты и замызганное пенсне. Аметистов был одет во фрачную пару и белоснежную сорочку, волосы его были уложены на пробор, не было дурацких усов под носом – словом, это был весьма респектабельный господин. Впрочем, замашек своих он, кажется, не изменил совершенно.
Увидев меня, Аметистов необыкновенно обрадовался.
– Наконец-то, – закричал он на всю улицу, – а то мы вас ждем, ждем, а вы все не идете!
Это меня несколько удивило: еще пару часов назад я сам не знал, что отправлюсь к Зое. Я осторожно осведомился, точно ли ждут меня, или, может быть, произошла некоторая путаница и речь идет о лице, так сказать, более значительном?
– Ни в коем случае, – восторженно отвечал кузен, – именно вас мы ждем, и только вас! Потому что сами посудите, какой же может быть бал без вашего участия? Это, простите великодушно, не бал никакой будет, а просто плевок в морду! Скажу по секрету, ждали только вас. Но вы пришли, свершилось, и можно, наконец, начинать.
Он юркнул, как мне показалось, прямо в стену, потом оттуда высунулась его рука и буквально втащила меня внутрь.
Яркий электрический свет ослепил меня после темной улицы, гром оркестра оглушил. Спустя несколько секунд, немного опомнившись, я обнаружил себя стоящим на красной ковровой дорожке, уходящей, как мне показалось, за горизонт. Оркестр на мгновение умолк, свет стал мягче.
– Мсье-дам, – необыкновенно громко и при этом как-то торжественно провозгласил Аметистов, – позвольте представить вам нашего гостя, блистательного молодого писателя Михаила Афанасьевича Булгакова!
Оркестр грянул туш, стоящие вдоль дорожки господа и дамы в вечерних платьях зааплодировали. Аметистов стал быстро кланяться на обе стороны. Не зная, как себя вести, совершенно ошеломленный, я тоже неловко поклонился и прижал руку к сердцу. Со стороны, наверное, это выглядело ужасно глупо. Но кузен Зоин чувствовал себя среди этого сумасшедшего дома, как рыба в воде. – Но ведь это жульничество, – тихо сказал я Аметистову. – Какой я писатель, я совсем недавно начал заниматься беллетристикой.
