Кивнув собственным мыслям, Маша обвела взглядом комнату, в которой доживала последние деньки — к началу учебного года всех первокурсников должны были переселить в одно казарменное крыло, на шестой, кажется, этаж. Эх, это ж снова придется делить жилье с соседкой! Так хорошо одной!
Машинально Муравьева скосила глаза на застеленную кровать справа от входа, несколько дней принадлежавшую некой молодой баронессе Остен-Сакен, девице некрасивой и тупой, как пробка — собственно, подобно пробке и вылетевшей после первого же вступительного испытания. Скосила — и обмерла: на покрывале, лениво шевеля мохнатыми лапками, по-хозяйски расположился огромный — с добрую ладонь — золотой паук.
«Приветствую, сестрица!» — слова возникли у Маши прямо в мозгу, но в том, что принадлежали они незваному восьминогому визитеру, у нее не было и толики сомнения.
Растерянно попятившись от паука, Муравьева вдруг поймала себя на неодолимом желании прикрыться. Удивление, вызванное этим чувством, на какое-то время даже затмило собой испуг: собственная нагота никогда ее не стесняла — так же, как ничуть не возбуждала чужая. А тут — на тебе, да еще и перед каким-то духом!
То, что перед ней именно дух, Маша поняла сразу.
Торопливо нагнувшись, Муравьева подняла с пола рубашку — кажется, ту самую, что минуту назад служила ей импровизированным полотенцем — и подтянула к груди, худо-бедно загородив аппетитные прелести. Мгновения, потраченные на это, дали ей время, чтобы немного собраться с мыслями, и, выпрямившись, она пробормотала:
— Злыдень бестелесный вам сестрица!
«А вы-то сами у нас кто, сударыня?» — насмешливо поинтересовался паук.
— Я — человек!
«Ой ли? Прям вот целиком и полностью?»
— На пятнадцать шестнадцатых, — буркнула Маша, поняв, что запираться бесполезно — не знал бы паук ее тайну, не стал бы задавать подобных вопросов.
«И на одну шестнадцатую — дух, — кивнул тот. — С прапрадеда пошло?»
— Согласно семейному преданию — с прапрабабки, — бросила Муравьева.
«Вот как? — вроде бы удивился ее странный собеседник. — Сие редкость. Обычно случается наоборот — человеческая девица и дух в образе мужчины… Но зато понятно, почему способности перешли по женской линии», — заметил он.
Не зная, что на это сказать, Муравьева лишь кивнула: ну да, мол, перешли, и действительно ясно почему.
«А я уж думал, III Отделение таких, как вы, еще перед войной повылавливало, — продолжил между тем дух. — А оно вот как оказывается…»
— Я весьма осторожна, — зачем-то пояснила Маша.
«Да, я заметил. Сколько вы сняли с лимита у сего доверчивого юноши?» — указал паук кривой лапкой на второкурсника.
— Двенадцать мерлинов.
«Умно. Стольником он был — Стольником и остался. Сольется однажды до нуля — удивится, конечно, но решит, что обсчитался. Потом, конечно, проверит… Станет теряться в догадках. Но на вас всяко не подумает. Да и как тут подумать — ему же с детства твердили, что предел маны неизменен…»
— Только не для меня, — отметила очевидное для обоих собеседников Муравьева.
«Только не для вас, — поддакнул ей дух. — А позвольте поинтересоваться, сударыня, на сколько вы прокачались за все время? Начали, полагаю, с шестнадцати лет? Или даже раньше?»
— С шестнадцати, — сама не понимая, почему так поступает, честно ответила Маша. — Тогда я едва-едва тянула на Стряпчего, теперь — уверенный шестой уровень, Окольничий.
«И останавливаться на достигнутом, полагаю, не сбираетесь?»
— С какой стати? — пожала она плечами.
«Ну, например, потому, что красть нехорошо?»
— Это не кража, — поморщилась Муравьева. — Честная сделка — по-своему, конечно. Они, — кивнула она на второкурсника, — свое получают сполна. А за удовольствие нужно платить. Много, как вы сами изволили отметить, я не беру. И дважды ни с кем не ложусь!
«Ну да, второй раз уже не сработает, — продемонстрировал осведомленность дух. — Да и чаще, чем один раз в лунный месяц — тоже…»
Несколько секунд они оба молчали, должно быть, думая каждый о своем.
— Кто вы вообще такой? — отступив еще на шаг и присев на краешек своей кровати, спросила наконец Маша. — И что вам от меня нужно?
«О, прошу прощения, что не представился, как положено, — спохватился ее собеседник. — Меня зовут Фу-Хао. Я, как вы изволили догадаться, дух. Может быть, мы с вами даже родственники, хотя, конечно, весьма и весьма дальние — посему я и дерзнул панибратски назвать вас сестрицей. Приношу извинения, если сие было неуместно…»
— Что вам нужно? — повторила свой вопрос Муравьева. — Собираетесь сдать меня в III Отделение?
«Помилуйте, сударыня, к чему мне сие? — картинно всплеснул парой передних лапок паук. — Их дела меня не касаются. А вот об одной услуге я вас попрошу. И попрошу весьма настойчиво».
— Об услуге? — вздернула брови Маша. — И о какой же?
«Оставьте в покое молодого князя Огинского-Зотова».
— Что? — ахнула она, ожидавшая чего угодно, но только не этого.
«Я видел, как вы вокруг него вьетесь. А теперь знаю зачем. И говорю: забудьте! Ни мерлина из лимита молодого князя я вам не отдам, даже не мечтайте!»
— Не очень-то и хотелось, — с деланым безразличием бросила Муравьева.
«Насколько я могу судить — хотелось, и очень, — самоуверенно заявил дух. — Но — нет! Забудьте о сем!»
— А то что? — не удержалась от вопроса она.
«А то подвалы III Отделения вам и вашей семье покажутся за счастье! И поверьте, сударыня: сие не пустая угроза!»
— Да уж верю… — хмуро пробормотала Маша. С духами шутки плохи — ей ли не знать! Сама такая… на одну шестнадцатую долю.
«Значит, мы договорились?»
— А если молодой князь проявит инициативу? — не спеша соглашаться, уточнила Муравьева.
«Поступите как порядочная девица», — хмыкнул Фу-Хао.
— Сдержанность порядочной девицы также не безгранична, — в тон ему заявила Маша.
«Проявите хоть толику оной сдержанности, сударыня — и я сочту свою просьбу исполненной».
— Ну, если так… Хорошо, я согласна, — помедлив с ответом уже для одной лишь видимости, кивнула она.
«Вот и отлично, — удовлетворенно кивнул глазастой головой паук. — За сим позвольте откланяться. И… доброй охоты, сестрица! В оговоренных нами рамках…»
— Да катитесь вы в Америку! — яростно бросила Муравьева, дождавшись, впрочем, пока дух исчезнет с покрывала.
