– Выскочка, значит. – Соня замялась, соображая, как бы помягче сказать. Становилось понятным, в какое русло свернуло общение между двумя мужчинами, не слишком симпатизирующими друг другу.
– Не жалей меня, переведи дословно.
– Выскочка – человек, который… слишком быстро выдвинулся.
– Тот, который вдруг стал графом? – горько подытожил Жан. – Мсье Леонид тоже граф, и он не может пережить, что какой‑то лекаришка сравнялся с ним в титуле.
– Ну, если уж на то пошло, открою тебе его тайну. Разумовский – граф всего лишь во втором поколении. Так что если он чем и может хвастаться, то лишь этим.
– Раз ты так добра ко мне, Софи, тогда и я расскажу тебе свою тайну… Видишь ли, на самом деле я тоже происхожу из знатного дворянского рода, и еще неизвестно, стали бы мои предки знаться с такими, как Леонид…
– Нет, нет, только не это! – запротестовала Соня. – Будь умнее, прошу тебя, Жан. После каторги, с которой он чудом выбрался, Леонид, как я думаю, только с виду обычный человек. На самом деле в душе его такая неразбериха, на поверхности которой и обида, и зависть, и злость, а еще глубже – недовольство собой. Наверняка он сам виноват, что попал в такое неприглядное положение…
– Ну вот, ты его оправдываешь, – насупился Шастейль.
– Не оправдываю, я объясняю, почему ты должен быть умнее… и сильнее.
Она произнесла последнее слово с запинкой, потому что с некоторых пор стала сомневаться в мужской силе духа и стойкости вообще.
– Прости, я тебя перебила. Ты только стал рассказывать о своем дворянском роде.
Жан взглянул на нее с укоризной. Соня всегда его недооценивала. Сколько еще ему нужно сделать и чего добиться, чтобы она увидела в нем равного себе?
– Да, наш род восходит еще к древним галлам. И до одного прискорбного времени мы могли гордиться своим родом… Но с некоторых пор мы перестали приставку «де» употреблять и предпочли затеряться среди других ничем не известных Шастейлей…
– Что ты говоришь! – воскликнула Соня. – Я слышала, люди незнатные добавляют к своим фамилиям приставку «де», но чтобы от нее избавлялись… Наверное, это и в самом деле захватывающая история.
– Захватывающая! Для человека постороннего…
– Если и вправду я тебя, как ты говоришь, сегодня спасла, – рассердилась Соня, – тогда немедленно перестань говорить со мной так, будто я и в самом деле тебе посторонняя. После того, когда мы вместе столько пережили. Как ты можешь?!
– Однако этот твой Леонид, кажется, задел меня глубже, чем хотелось бы. Я никак не могу успокоиться, прости. Выскочка!.. Ты не очень торопишься?
– Не очень, – улыбнулась Соня, – это утро я решила посвятить тому, чтобы избавить от похмелья своего хорошего друга.
Жан поцеловал ее руку и устроился в постели поудобнее.
– Прости, я еще немножко полежу. Слабость… Так вот, лет сто назад или немного больше жил во Франции человек, которого звали Франсуа Гало де Шастейль…
– Ты начинаешь как настоящий сказочник. – Соня тоже устроилась поудобнее. – Как ваш известный Шарль Перро.
– Только сказка моя не слишком веселая. Так вот он, получив степень доктора права, стал членом Мальтийского ордена и отличился в морских сражениях с магометанами… Как много я бы дал за то, чтобы в гостях у Арно де Мулена иметь право сказать: «Мой предок тоже был членом ордена и даже за свои подвиги получил из рук великого магистра золотой крест Святого Иоанна Иерусалимского»…
Соня слушала затаив дыхание. Совсем как в детстве, когда отец рассказывал ей о легендарных прабабках. И в самом деле, скажи он о том командору, как бы тот обрадовался такому почти родству.
– …Потом мой предок вернулся во Францию, служил принцу Конде и стал капитаном его гвардии. Но видимо, он был склонен к авантюрам, потому что оказался в центре заговора против короля и был приговорен к смертной казни. Только Франсуа Гало не тот человек, чтобы смиренно склонять голову под ударами судьбы. С помощью одного из своих друзей, такого же авантюриста, как и сам, ему удалось бежать. И не куда‑нибудь, а на Мальту.
– Значит, Фортуна его все‑таки любила.
– Наверное, как блудного сына, заодно и наказывая. Ибо по пути на Мальту он попал в плен к пиратам и два года был пленником в Алжире, пока за него не заплатили выкуп.
– Однако ваша семья была еще и богатой, – заметила Соня.
– Богатой и знаменитой, – вздохнул Шастейль. – Только моему предку все равно этого не хватало. Вернувшись из плена, в Марселе он вступил в орден кармелитов. Остается только гадать, что его туда привело, ведь устав этого ордена отличался особой строгостью. Может, в память о дяде, который был известным отшельником? В юности я читал о кармелитах. Они должны были жить в отдельных кель–ях, вообще не есть мяса, все время молиться или заниматься рукоделием. Моему предку удалось ввести в заблуждение монахов показным благочестием, и Франсуа стал настоятелем монастыря.
– Пока ничего страшного в деяниях вашего предка я не усматриваю, – сказала Соня. – Он стал служить Богу…
– Он стал служить своим пагубным страстям! – воскликнул Жан. – Не знаю, как на протяжении всей жизни ему удавалось совмещать свой сугубо светский нрав со служением Господу. Так, он влюбился в одну юную девушку, похитил ее и поселил в келье монастыря.
– Не может быть!
– Выходит, может… Теперь представляешь, Софи, что я чувствовал, когда слушал рассказы де Мулена о самоотверженном, бескорыстном служении церкви. Старый благородный рыцарь – с одной стороны и похотливый развратник – с другой… Когда украденная Франсуа де Шастейлем девушка забеременела, преступный настоятель не нашел ничего лучшего, как задушить ее в своей постели. Чтобы скрыть это злодеяние, он с одним своим приятелем‑мирянином решил похоронить тело несчастной в часовне при монастыре. К несчастью для него, за кафедрой часовни ночевал некий паломник. Он все видел и на суде свидетельствовал против Франсуа де Шастейля.
– Ты рассказываешь так подробно, словно сам был свидетелем…
– Один наш родственник, живший в то время, вел подробный дневник, где живописал деяния этого недостойного сына рода… Его приговорили к повешению. Но и тут Франсуа удалось спастись. Когда Бог отворачивается от грешника, ему начинает помогать дьявол. Дюжина молодчиков во главе с одним его дружком напала на солдат, охранявших виселицу, и вырвала преступника из их рук. В благодарность за чудесное спасение Франсуа открыл приятелю секрет изготовления серебра. Правда, секрет изготовления золота он оставил себе.
– Погоди, Жан, – запротестовала Соня. – По‑моему, ты в своем повествовании проскочил целую главу. Разве ты не говорил, что твой предок был доктором права?
– И доктором права, и знатоком многих языков, и талантливым литератором, и философом, и алхимиком. Увы, даже в занятиях этой славной наукой он проявил себя не лучшим образом, увлекшись в конце концов приготовлением всевозможных ядов…
