— А я считал ее умнее, — усмехнулся старший майор госбезопасности. — Похоже, наша рыженькая хочет въехать прямо в парадную, рассчитывая не встретить сопротивления, или же полагает, что здесь всего с десяток охранников, как прописано по инструкции. Дуреха, мне ее даже жалко, вот же она удивится. Эх, а я даже этого не увижу.
Профессор лишь фыркнул.
— Да, я всего лишь человек, — пожал плечами Бахчисараев. — И во мне тоже преобладают простые инстинкты, такие, как желание видеть лицо врага в момент его поражения. Но риск слишком велик, недооценивать врага тоже глупо, тем более ее. Поэтому я готов поступиться собственным желанием легкого триумфа.
Лыков закатил глаза и покачал головой. Поезд был уже близко, но скорости отчего-то не снижал, как отметил про себя профессор. И это выглядело странно, в голове тут же замелькали цифры: примерная скорость, расстояние до башни, тормозной путь…
— Огонь из всех орудий! — поднеся рацию к губам, отдал приказ Бахчисараев.
Тыр-тар-тыр-тырррр… Зазвучали пулеметные очереди из окон первого, второго, третьего этажей башни. Тут же замелькали пули, словно рой взбесившихся насекомых, устремившихся вперед с одной единственной целью — совершить последний полет камикадзе. Обшивка поезда засверкала искрами, стекла повыбивало, но сам магнитоплан продолжил свой последний рейс.
— Они не собираются останавливаться! — в ужасе воскликнул профессор. Цифры в голове сложились в абсолютно точное математическое решение.
Тыр-тар-тырррр… Звучала с улицы пулеметная песня сотни духовых, выпускающих смертоносные ноты.
Поезд, наконец, загорелся. И, уже охваченный пламенем, на полном ходу продолжил путь.
— Вы слышите меня! — взревел Лыков и схватил Бахчисараева за рукав. — Они не собираются останавливаться. Они хотят…
— Что вы вопите, профессор?! — презрительно одернул руку старший майор госбезопасности. — Они уже мертвы, а поезд сейчас остановится.
Но объятый пламенем магнитоплан и не думал останавливаться и, словно адская колесница, все ближе и ближе приближался к основанию башни.
— Вы болван! — закричал Лыков и постарался выхватить у комитетчика рацию, но Бахчисараев лишь вытянул руку вверх, и профессор запрыгал на месте, не в силах дотянуться до заветного переговорника.
— Да вы что, профессор, белены объелись?
— Идиот!!! Срочно отзывайте своих солдат! Поезд несется на нас без тормозов! Это отвлекающий маневр! Он сейчас врежется в основание башни и взорвется, а там… там… топливо, химикаты и…
Взгляд комитетчика разом помрачнел, он развернулся к окну и, притянув рацию к губам, выдохнул:
— Все срочно… поздно…
Адская колесница достигла территории башни и исчезла из видимости. Бахчисараев моргнул и в самую последнюю секунду увидел вдалеке на путях медленно приближающийся пассажирский вагон. Он успел лишь иронично усмехнуться, перед тем как:
БАХ!!!
Внизу прозвучал мощный взрыв. Башня содрогнулась, стены заходили ходуном, пол закачался, голова почему-то закружилась, то ли от вибраций, то ли от взрывной волны. Люди в панике заметались по лаборатории, с потолка что-то посыпалось, несколько компьютеров разом взорвались. Лыкова кто-то сбил с ног, Бахчисараев было протянул к нему руку, когда услышал что вверху что-то заскрежетало, он поднял голову и вдруг — бац! В глазах померкло.
Пробуждение, словно после затяжной пьянки, и адское похмелье, будто после нескольких бутылок самого дешевого самогона.
— Во-ды, — прошептали губы. Вернее, попытались прошептать, поскольку кто-то на втором слоге зажал ему рот грязной, потной ладонью.
Кир Бахчисараев разжал непослушные веки и тут же увидел перед собой смутно знакомое лицо.
«Так и есть, он из службы безопасности Черной башни, — припомнил Кир. — В глазах тревога, палец возле губ, просит молчать, а почему?.. Да, твою же дивизию… расстреляй меня, товарищ Блюмкин!»
Воспоминания окатили, словно холодной водой из ведра.
— Товарищ Лыков, какая встреча, — раздался где-то позади женский голосок. — Кто бы сомневался, что все это ваших рук дело.
Кир напрягся. Голос принадлежал явно Гончаровой.
«Так, значит, они уже в лаборатории», — словно серпом по яйцам резанула горькая мысль. — Но почему я тогда еще жив?»
Голова перемотана на скорую руку, по виску сочится кровь, рубашка тоже вся мокрая и липкая от алой влаги. Он сам в полусидячем положении привален к перевернутому столу в дальнем углу лаборатории. Этот перевернутый стол, похоже, и являлся укрытием, наспех организованным сообразительным охранником, который все так же продолжал держать указательный палец перед собственными губами, дабы комитетчик не выдал себя. Но Кир уже и сам все понял, он кивнул, и охранник опустил палец.
— Я вас не знаю, девушка, и совсем не понимаю, о чем вы, — раздался ответ профессора.
«Старик держится, молодец, — отметил про себя Бахчисараев. — Но долго отнекиваться он не сможет, рыжая заставит его говорить. В этом нет сомнений. Так, надо что-то делать!»
— Нет, профессор, — вновь заговорила Гончарова, — вы меня знаете, причем очень хорошо. Когда-то вы даже называли меня своей лучшей ученицей.
— Не порите чушь! — взвизгнул Лыков. — Я вас впервые вижу!
— Вы правы, профессор. Вы этой реальности видите меня впервые, но, тем не менее, мы с вами очень хорошо знакомы.
— Морковка, кончай лясы точить, — вдруг, словно медведь, взревел сильный мужской голос. — Дай мне минутку с ним потолковать, и он сделает все, что тебе нужно.
«Богатырев, — определил Кир. — И этот с ней. Наверняка, и оба Громовых».
— Сколько их? — шепнул комитетчик охраннику.
Охранник не ответил, но поднял руки вверх и показал шесть пальцев.
«Интересно, кто еще двое?»
Захотелось выглянуть из укрытия, но это было весьма опасно. Даже шевелиться, и то было весьма опасно, любой лишний шорох мог привлечь внимание террористов и тогда все — конец!
«Нет, надо выждать! Удобный момент обязательно подвернется».
— Нет, Игорек, — тем временем продолжила рыжая. — Профессора мы трогать не будем, он человек высокой морали и помогать нам по принуждению не станет, только по доброй воле.
— Тогда вы точно от меня ничего не добьетесь.
Кир покачал головой, он сильно сомневался, что профессор, коль его подвергнут пыткам, и дальше станет артачиться. Но у хитрой рыжей террористки, похоже, имелся какой-то свой собственный план, поскольку она вдруг заявила:
— Профессор, в принципе, я могу сделать все сама, но это займет много времени, поэтому я была бы очень рада, если бы вы мне помогли.
— Не дождешься! — фыркнул Лыков.
— Я все же попытаюсь. Когда я сказала, что мы знакомы и, более того, я была вашей ученицей, я ничуть не лукавила. Вы, Максим Эдуардович Лыков, родились в Ленинграде в 1948 году. У вас есть родимое пятно на правом запястье, похожее на полумесяц. Вы просто обожаете финики. Когда вы над чем-то упорно работаете и не можете прийти к решению, вы подолгу сидите молча, уставившись в одну точку, и не обращаете внимания ни на что вокруг, будто в трансе, отстранившись от всего мира. Как же это бесило меня когда-то. А еще вы любите классическую музыку, причем, когда слушаете ее, то пытаетесь разложить мелодию на математические составляющие. Нота-цифра так, кажется, вы называете это?
