— Мог.
— Но он выбрал ее. И даже ничего мне не объяснил. Не позвонил. Не извинился.
— Мне жаль, что так получилось, — в его голосе сквозило едва заметное сожаление. — И, тем не менее, это правда.
— Зачем вы просили Лизу поговорить со мной?
— Хотел убедиться, что с вами все в порядке. Что вы не замышляете никаких публичных скандалов с привлечением прессы. И не собираетесь травиться.
— Убедились?
— Убедился, — согласился Валишевский.
— Тогда зачем вы звоните сейчас?
— Узнал, что вы все продали. Понял, что вы собираетесь уехать из Москвы.
— Вы правы, — ответила коротко, на большее у меня не было сил.
Мысль о том, что Ромка сам, по собственной воле, так со мной поступил, придавила меня, словно мельничные жернова.
— Анна, я должен вас предупредить, — из его голоса ушли сочувствующие нотки, он опять стал твердым и властным, — вы расстались с моим сыном. Не по своей воле, очень некрасиво, но расстались. И я не потерплю никакого вашего вмешательства в его жизнь. Слышите, абсолютно никакого.
Я молчала. Просто молчала, не в силах что-либо ответить.
А Валишевский продолжал:
— Вы не будете ему писать, звонить или искать с ним встречи. Вы ничего и никому не будете рассказывать об отношениях, вас связавших. Никаких интервью. Никаких откровений с посторонними или с Софией Шлезвиг. Ни с кем. Это понятно?
- Я и не собиралась, — невесело усмехнулась я в трубку.
— Хорошо, я полагаюсь на ваше слово. И еще один вопрос. Поскольку Роман виноват в вашем нынешнем состоянии, я хочу компенсировать ваши потери.
В моем состоянии??? Компенсировать потери??? Это он о чем?!
— Я не понимаю вас.
— Вы наверняка потеряли деньги при продаже бизнеса и недвижимости, — пояснил Валишевский. — Я компенсирую разницу и оплачу ваши расходы на переезд. Куда вы намерены уехать?
Это было чересчур.
— Спасибо большое, — с трудом сдерживаясь, сказала ему, — но я хорошо зарабатываю и не нуждаюсь ни в каких компенсациях с вашей стороны.
— Я настаиваю, — заявил Валишевский.
— Можете настаивать сколько угодно, мне это неинтересно. Я обещаю вам, что никогда, слышите, никогда не потревожу ни вашего сына, ни его семью, и никому не расскажу о нашей с ним связи. Со своей стороны я надеюсь, что вы также оставите меня в покое, и ваши люди больше не будут преследовать меня.
— Мои люди? О чем вы?
— О тех двоих, что таскаются за мной по пятам.
— Значит, Швезвиг все же кого-то нанял, — задумчиво произнес Сергей Карлович.
— Мне все равно кто и кого нанял. Я просто хочу, чтобы это прекратилось.
— Хорошо, я поговорю с ним. Надеюсь, он меня послушает.
— Я тоже на это надеюсь.
— В этой ситуации даже хорошо, что вы уезжаете. Кстати, вы так и не ответили, куда, — напомнил Валишевский.
— Не ваше дело, — грубо ответила ему. — Хватит с вас и того, что я уезжаю из страны.
— Знаете, — неожиданно заметил Валишевский, — мой сын настоящий болван.
— Это уже не мои проблемы, — отрезала я.
— И все-таки я хотел бы оплатить ваш переезд.
— Спасибо, но не стоит. Я прекрасно справлюсь сама. Прощайте.
Не желая больше продолжать этот мучительный для меня разговор, я нажала на отбой. Нет, телефон отключать не стала, была уверенна, что Сергей Карлович не будет беспокоить меня звонками. И оказалась права.
Он не перезвонил, оставив меня в одиночестве переваривать весь наш разговор. А переваривать было столько, что я рисковала получить заворот мозгов.
Ужасно, когда любимый мужчина выбрал не тебя. Но еще ужаснее осознавать, что у него не хватило смелости сказать о своем выборе в тебе лицо.
В принципе, Сергея Карловича я понимала. Знакомая семья, неплохая (наверное) девушка, все у них ладненько да складненько, обо все договорились. И вдруг, как черт из табакерки, появляюсь я.
Кто такая? Неизвестно. Ни имени, ни семьи, ни состояния. Какой отец придет в восторг от такой кандидатки в жены единственного сына? Что я могла предложить его кровиночке?
Любовь? Ну, допустим, это аргумент. Но, видимо, для Ромки не достаточно существенный, если он предпочел мне другую. А может, и не было у него никакой любви? Кто в двадцать пять не увлекался? И почему Валишевский — старший должен был проникнуться симпатией ко мне, если Валишевский — младший плюнул и даже не попрощался? Хотя бы по телефону, да хоть коротким сообщением.
Душа рвалась на части, плакала и умоляла ее не бросать. Но меня, как обычно, спасла голова. Все-таки, мозги из-за беременности не совсем отключились.
Я вспомнила, что сижу в кафе, кругом люди, и вряд ли похоронное выражение моего лица здесь уместно.
Взяла в руку чашку и выпила ненавистный ромашковый чай. Одним махом, стараясь не морщиться.
Гадость, конечно. Но я смогла. Значит, смогу и все остальное.
Попросила счет и, расплатившись, поехала дальше по своим делам.
Уже в машине на меня напал приступ смеха. Чай из ромашки, это же в моей ситуации ужас, как смешно? Или это у меня истерика?
Насмеявшись так, что на глаза выступили слезы, поехала в аптеку. Куплю чудо — витамины, прописанные врачом, а там, глядишь, и жизнь наладится.
Сделка по квартире уже совершена, мне надо было освободить ее в течение двух недель, как только зарегистрируют договор. Значит, у меня в запасе чуть больше четырнадцати дней. Машину я тоже продала и по городу разъезжала уже на арендованной.
Сумма, которую удалось выручить от продажи всего-всего, была не астрономической, конечно, но вполне себе крупной. На покупку квартиры в районе Оберкампф не хватит, но ничего страшного. Остановлюсь пока у тети, присмотрюсь и решу что-нибудь. В конце концов, буду арендовать. Весь Париж арендует, чем я хуже?
Оставалось лишь забронировать себе билет и разобрать вещи.
Как там говорят: один переезд равен пяти пожарам и сколько там наводнениям?
Я решила не заморачиваться с вещами. То, что не носила больше года, отправлялась в коробки. Потом найду какой-нибудь сайт, пристрою нуждающимся. Посуда, мебель, бытовая техника — все это нужно продавать. Пусть недорого, но выбрасывать жалко. Тем более что у меня все хорошее, рабочее. Ах, да! Мне еще нужно выписаться из квартиры, но, надеюсь, много времени это не займет.
Заботы опять закрутили настолько, что мыслям о моей несчастной судьбе просто не хватило места в голове. В этом мне, прямо, скажем, повезло.
И вот настал день, когда вещи были разобраны, багаж упакован, мебель и техника нашла новых хозяев, а мне надо было освободить квартиру. До отъезда в Париж оставалось несколько дней, их я собиралась прожить в арендованных апартаментах.
